Перевод Александр Красько

Пренатальная психология в фокусе внимания между наукой и духовностью

Франц Ренггли

Die pränatale Psychologie im Brennpunkt zwischen Wissenschaft und Spiritualität. Franz Renggli. Zeitschrift für Biosynthese Energie & Charakter, Nr. 37, August 2014


 

Матрица в руках - пренатальная матрица. Духовность. Фото Василисы СтепановойДанный доклад был прочитан на ежегодной конференции Международного сообщества пренатальной и перинатальной психологии и медицины (ISPPM), состоявшейся в 2011 году в г. Франкфурте. Это сокращенная редакция моей книги «Золотые врата к жизни» (Das goldene Tor zum Leben), вышедшей в мюнхенском издательстве Arkana-Verlag (Random House) в 2013-м году. Первоначально доклад был опубликован в изданном Свеном Хильдебрандом (Sven Hildebrand), Йоханной Шахт (Johanna Schacht) и Хельгой Блэйзи (Helga Blazy) сборнике: «Корни жизни, пренатальная психология в контексте науки, терапии, акушерства и пастырской деятельности» (издательство Mattes-Verlag; Гейдельберг, 2012).

     Краткое содержание

     Статья Франца Ренггли представляет собой сокращенную редакцию его книги «Золотые врата к жизни», вышедшей в издательстве Arkana-Verlag в 2013-м году. Это очень личная и легко читаемая книга на тему нашего путешествия в эту жизнь. Она обращена к самой широкой публике. Автор подводит нас к теме, используя примеры из практики и захватывающие процессы из работы с взрослыми. В статье кратко резюмируются научные данные, полученные в рамках психологических изысканий, а также приводятся ссылки на новейшие клинические исследования. С точки зрения Франца Ренггли духовное измерение является очень важным в понимании процессов, возникающих у взрослых, детей и совсем маленьких детей, и соответственно он углубляется в это измерение в данной статье и особенно в своей книге. 

     На моих семинарах «Путешествие через собственный внутриутробный период и рождение» в течение трех дней я каждый раз ввожу по семь заинтересованных людей в состояние открытости и уязвимости их самого раннего периода жизни.  Я хотел бы рассказать историю одной молодой женщины с одного из таких семинаров…

     Впервые Майя пришла ко мне вместе с мужем, поскольку она хотела дать последний шанс их отношениям. В течение более чем восьми лет муж постепенно все больше отдалялся от нее как эмоционально, так и в сексуальном плане, но до последнего времени он не был готов к парной терапии. Три года спустя – к этому времени Майе уже исполнилось 30 лет – она во второй раз попросила моей помощи. Тогда она рассталась и развелась с мужем. Актуальным же запросом стали новые любовные отношения, в которых ее партнер вновь не был готов связывать себя с ней как с женщиной и уже в самом начале завел роман на стороне. Она сразу приняла решение о расставании. Ее семейный врач прописал ей некий антидепрессант, тем не менее, она не чувствует себя в состоянии работать в качестве эрготерапевта[1].

     Уже во время первого визита Майи ко мне я почувствовал симпатию к ней. Сейчас в этой безотрадной ситуации мое сердце широко раскрывается, и я предлагаю ей прислониться к моему телу и дать волю слезам. После нескольких сессий ей становится заметно лучше, она возвращается к работе в клинике, а примерно через три месяца она уже готова уменьшить количество принимаемых ею медицинских препаратов. В этой ситуации я приглашаю ее посетить мой семинар ««Путешествие через собственный внутриутробный период и рождение», поскольку мне известно, насколько отягощена ее ранняя история… Уже на четвертом месяце беременности у ее мамы были регулярные кровотечения и ее врач прописал ей некое лекарство. Когда на 34-й неделе беременности мама перестает его принимать, сразу рождаетсяМайя, но при этом она не дышит. В результате проведенного искусственного дыхания возникает двусторонний пневмоторакс. Легочная ткань отсоединяется от плевры, вследствие чего проводится экстренная операция. Затем Майя на 6 недель попадает в реанимацию, где лежит в изолированной палате. В качестве осложнения развивается еще и менингит. Вся эта информация навела меня на предположение, что Майя не хотела жить, что ее душа уже во время беременности мамы хотела назад, в небытие, но медицинские препараты не дали ей туда уйти.

     Во время семинара Майя почти не в состоянии вспомнить о подругах и переживаниях в горах, а также о своих ресурсах, поскольку, прежде всего, она ощущает тяжесть в теле и чувствует себя словно упакованной в вату. Она начинает плакать, причем против желания. Мое внимание привлекает ее затылок, жесткий и чрезмерно напряженный, особенно одно место слева. Майе хотелось бы лечь, и чтобы я раскрывал ей затылок, а мою коллегу Хельгу Финк она просит подержать ей стопы и тем самым дать опору. Она хотела бы ощущать себя невесомой. Постепенно ее напряжение в затылке, а затем и связанные с ним напряжения в голове и в левой челюсти ослабевают, и она вновь пытается обрести это состояние невесомости – при этом у меня перед глазами находится внутренний образ идеального состояния внутриутробного периода. Поскольку мне известна история ее внутриутробного периода и рождения, я спрашиваю ее, могу ли я рассказать о ней группе, и Майя дает свое согласие. И я сообщаю ей о своей фантазии о том, что, возможно, она не хотела приходить в этот мир.

     В этот момент отзывается Петра, одна из участниц группы: у нее происходит учащение сердцебиения, ей становится все хуже. На мой вопрос о том, что могло бы ей помочь, она отвечает, что хотела бы, чтобы кто-то из мужчин группы дал ей опору со спины.  Когда Петра немного успокаивается, Майя вспоминает, что такое учащенное сердцебиение то и дело возникало у ее матери. Когда Майе было четыре года, ее мама была вынуждена обратиться   с этой проблемой в поликлинику, но нарушения сердечного ритма остались постоянной темой ее жизни, отчего она принимала антидепрессанты. Петра же говорит, что мать Майи во время учащенного сердцебиения чувствовала страх смерти; за это время она сжилась с ролью матери Майи, а мужчина за ее спиной вошел в роль отца Майи. Петра чувствует, что тогда мама Майи не справлялась со всем этим. Ей не хватало чего-то очень глубокого, она была полна недоверия. По факту отношения родителей Майи были сложными, и у отца были отношения на стороне, уже когда Майя была ребенком; а когда ей было пятнадцать лет, родители развелись и расстались. В этой связи Майя рассказывает, что ее мама потеряла своего отца, когда ей было три года. Неизвестно, отчего именно он умер, возможно, от тяжелой депрессии, но в любом случае в психиатрической клинике. Рассказывая это, она не чувствует никаких чувств, скорее, только некую пустоту, как будто ее самой и нет.

     Уже несколько раз один мужчина из группы сообщает, что у него возникло давление в груди. Петра в роли матери Майи ощущает словно магическое притяжение к этому мужчине, ей нужно постоянно смотреть на него. Скоро выясняется, что этот мужчина с давлением в груди воплощает для нее потерянного в ранние годы отца, деда Майи, чья депрессия так омрачила ее жизнь и кого ей так сильно не хватало.

     И вновь берет слово Петра. Она чувствует себя хорошо с «мужем» за спиной, на которого сейчас она может полностью положиться. Но рядом с ее отцом, на которого она постоянно смотрит, ей нужен кто-то, кто воплотил бы ее мать; ей нужны оба родителя. И она выбирает на эту роль соответствующую женщину из группы. Об этой бабушке Майя рассказывает, что та сильно ограничивала мужа в плане общих детей, что, возможно, стало важным триггером его депрессивных состояний. Бабушка как новая фигура ощущает оцепенение по всему телу и просит поставить ей собственную мать в качестве опоры. Получив такую опору, бабушка может пробудиться из своего оцепенения и даже прислониться к прабабушке. Только сейчас Петра в роли мамы Майи может расслабиться. Да, она на глазах расцветает и говорит Майе: «Раньше я не могла быть с тобой и это причиняло мне большую боль, но сейчас я вижу тебя и чувствую к тебе много любви». Майя же вновь оказывается в состоянии отчаяния, поскольку она просто не в состоянии чувствовать маму – между ними стена.

     Перевожу это на свой язык: «Сейчас между тобой и твоей мамой нет лекарств – ни тех, что она принимала во время беременности, ни тех, что она принимала из-за учащенного сердцебиения; к тому же мама смогла опереться на твоего отца, и она гордится тобой». Майя, в ответ: «Сейчас я впервые чувствую, что хочу быть здесь, в этом мире». И она растрогана до слез, и в то же время боится снова потерять эту свою любовь к матери. Я подбадриваю ее в том, чтобы действительно позволить себе близость, опуститься в объятия мамы, которая ничем не отягощена, и пережить это свое давнее страстное желание. И это длится в молчании целую «вечность». Майя все больше успокаивается, а стена между нею и ее мамой тает. И она говорит: «Никогда не поздно». А я добавляю: «Чувствуй, как это было бы в детстве, и вбирай эту сердечность каждой клеткой своего тела».

     В качестве небольшой ремарки добавлю, что после этого семинара Майя стала регулярно ходить в мою группу, которая собиралась по средам, и скоро окончательно перестала принимать свои лекарства. Согретая любовью и теплом в группе, она становится жизнерадостной и предприимчивой, и дважды вместе с подругой отправляется в достаточно долгое путешествие за границу. Наконец она обнаруживает большую ярость по отношению к матери, которую ей всю жизнь приходилось окружать своей заботой. Она успешно защищает свою магистерскую диссертацию. После полутора лет в группе она не нуждается больше в нашей поддержке. В это время у нее начинаются новые любовные отношения с мужчиной.

     Я рассказал историю Майи для того, чтобы показать, что сначала ей было необходимо пережить целительный новый опыт самого начального периода ее жизни в этом мире, и только тогда она смогла впервые полюбить, впервые захотела быть в этом мире. А это прожитое «Да!» жизни и бытию стало основой для радикальных изменений в ее жизни, в реализации ее Я.  И позднее, когда я сопровождал людей таким образом в их путешествии по самому раннему жизненному периоду, моя практика показывала, что корни всех наиболее сильных чувств, страхов и конфликтов находились в том довербальном «пространстве», которое можно обозначить как человеческое бессознательное: в самом раннем детстве, в процессе рождения и, прежде всего, во внутриутробном периоде.

     Данная статья представляет собой сокращенную редакцию моей новой книги «Золотые врата к жизни», в которой представлена моя практика работы в пренатальной телесно-ориентированной психотерапии с малышами, маленькими детьми и их семьями, а также со взрослыми. В ней я впервые собрал воедино то, что было известно по существовавшим до сегодняшнего дня исследованиям; приведенные выводы основываются на более поздних последствиях депрессивных состояний и расстройств, страхов или стрессовых переживаний матерей во время их беременности. Хотел бы добавить: моя практика показывает, что малыш также чувствует непроработанные травмы отца.   

     Психологические исследования по теме

     Сложные отягощающие чувства матери во время беременности могут сказаться на ее ребенке в следующих формах:

- более короткий срок беременности, выкидыши как тенденция;

- осложнения в родах;

- смерть до или во время процесса рождения или смерть ребенка в первые месяцы жизни как тенденция;

-  чрезмерно малый вес ребенка при рождении;

- ребенок слишком много кричит или же склонен к апатии (спокойный, робкий, запуганный ребенок);

- колики / затруднения с питанием, то есть у ребенка склонность к рвоте или к поносу, или к запору;

- ребенок мало спит / нарушения сна;

- ребенок чрезмерно цепляется за взрослых или же у него сниженная социальная реакция (уход в себя вплоть до аутизма);

- общая болезненность: иммунная система подавлена, что приводит к инфекциям и воспалениям;

- сниженное поведение на основе любопытства, нарушения внимания, пригашенная радость, отсутствие импульсов и интереса; вялость;

- беспокойные, неугомонные дети, гиперактивность, а нарушения внимания вкупе с гиперактивностью создают основу для синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ);

- повышенная боязливость и пугливость, готовность к впадению в панику, прежде всего, в незнакомом окружении с незнакомыми людьми или в ситуациях расставания;

- низкая саморегуляция чувств: детям сложно вернуть свое внутреннее равновесие, их также сложно успокоить, у них низкая толерантность к фрустрации;

- задержки в моторном и речевом развитии;

- сниженные способность к обучению и интеллект, нарушения памяти.

     Клинические исследования

     Прежде всего, связь многих болезней (например, коронарных заболеваний сердца, инфаркта, диабета, ожирения и других) с внутриутробным периодом обнаружили английский психолог Дэвид Баркер (David Barker) и американский исследователь Питер Натаниэльш (Peter Nathanielsz). Если сформулировать обобщенно, то расположенность каждого человека к здоровью или к болезненности запечатлевается в его внутриутробном периоде; это называется программированием плода. Так, например, Натаниэльш подтвердил, что во время чувствительных фаз внутриутробного периода, сопровождающихся существенным ростом клеток, отмечается значительная ранимость эмбриона, которая при определенных обстоятельствах может проявиться позднее в течение жизни или даже в процессе старения. И каждый виток развития находится в зависимости от более ранней фазы, и в определенных условиях результатом маленького нарушения плода / эмбриона может стать постоянное изменение организма. В контексте таких исследований происхождения здоровья и болезней во внутриутробном периоде уже состоялось несколько медицинских общемировых конгрессов, а с 2010 по данной теме выпускается и собственный журнал: «Журнал происхождения и развития здоровья и болезней» (Journal of Developmental Origin of Health and Disease); в Google его можно найти по сокращению DOHAD.

     Родители, а прежде всего, матери склонны чувствовать вину. Не становится ли беременность в связи с ее большим значением чрезмерной нагрузкой для них? Важным «фоновым» фактором является то, что каждый четвертый ребенок в мире абортируется, а это означает, что с высокой степенью вероятности практически каждый ребенок в самом начале своей жизни сталкивается с амбивалентными чувствами родителей относительно его существования. Однако речь не о «злых» или «плохих» родителях, а о том, что они сами столкнулись с тем, что их не хотели, и их амбивалентность – это только повторение их собственной судьбы.  На основании моей терапевтической работы с детьми и семьями мне известно, что родители никогда не бывают настолько открытыми в том, чтобы заниматься собственной судьбой и собственными ранними травмами, как в тот период, когда они ждут ребенка или сразу после его рождения. Ребенок делает своих родителей бесконечно мягкими и открытыми, и это шанс на исцеление целой семьи.

     Несмотря на все эти утверждения, нельзя забывать о том, что в развитии всегда необходимо учитывать некий соматический компонент: загрязнение / заражение окружающей среды сказывается на малышах уже в утробе матери на всем продолжении беременности, а также в самый ранний период жизни.

     Духовное измерение жизни души

     С триумфальным шествием науки последних двух столетий духовность была практически полностью изгнана из нашей картины мира. Живущий в Америке Кен Уилбер (Ken Wilber) в течение многих лет стремится донести, что мы только тогда сможем прийти к новой, а значит «интегральной» картине мира и человека, когда соединим научные знания Запада и медитативный опыт и духовность Востока таким образом, чтобы ни одна из этих сфер не доминировала над другой.

     Кстати, утрата духовности стала причиной существенной слепоты или глухоты к чувствам наших детей; в последние два столетия наша способность к эмпатии по отношению к их сущности потерпела крах. К счастью, это стало меняться в последние два десятилетия как минимум у той альтернативной части населения, которая заботлива и внимательна к идущим от детей сигналам бедствия.

     В пренатальной и перинатальной психологии и психотерапии, прежде всего, Дэвид Чемберлен (David Chamberlain) и Уильям Эмерсон (William Emerson) обратили внимание на то, что мы не можем понять новорожденного, маленького ребенка, а тем самым, разумеется, и взрослого человека, если не учитываем духовное измерение, жизнь его души. В своей книге «Приветствуя осознанность» (Welcoming Consciousness) Венди Маккарти (Wendy McCarty) из Высшего Института Санта-Барбары полагает, что необходимо пытаться понять маленького ребенка в обеих перспективах: как ребенка с его человеческим, телесным сознанием и связанной с этим ранимостью и как ребенка с его духовным, трансцендентным сознанием, т.е. с тем, что в обиходе называется душой. В понимании Уильяма Эмерсона эта душа обладает всеобъемлющим знанием и имеет божественное происхождение. Только если мы учитываем и понимаем оба этих вида сознания, мы сможем говорить об интегральном сознании или интегральном Я, считает Венди Маккарти.

     Как и многие ведущие пренатальные психотерапевты, лично я верю в реинкарнацию (исследования на эту тему Яна Стивенсона/ Jan Stevenson и Майкла Ньютона/ Michael Newton. Это означает, что в предыдущей жизни наши души не сумели завершить некоторые задачи или этапы обучения и поэтому в мире духовном они приняли решение предпринять новую попытку в этом мире. Для этого мы выбрали соответствующих родителей с совершенно определенными способностями, но и также с особенными травмами. И то, что запечатлевается в довербальный период в процессе беременности мамы, во время рождения или в самые ранние детские годы формирует психосоматический фон всей нашей жизни. Это основа для следующих этапов обучения в течение нашей жизни, наша жизненная задача, смысл жизни. И я верю, что чем суровее судьба человека, тем значительнее задача, которую он выбрал для жизни в этом мире с этими родителями. Если же нам удается развить наши сильные стороны и способности, а с другой стороны, трансформировать, а значит исцелить наши старые травмы, тогда в каждой сложной судьбе таится неисчерпаемое богатство, источник счастья, удовлетворенности и радости. И наша жизненная задача в том, чтобы эта божественная сущность смогла расцвести.

     В заключение я хотел бы рассказать о лечении четырнадцатимесячного малыша, которого назову Йоханнесом. Его родители пришли ко мне, поскольку ночью он просыпался в постели каждый час или два с криками, или же он просыпался и безутешно плакал в течение примерно полутора часов. Первое, что привлекло мое внимание, были живые и открытые, но и очень печальные глаза Йоханнеса.

     Его мама рассказывает мне о токсикозе во время беременности, о гестозе. Для нее было совершенно неожиданным, что в день постановки этого диагноза ей было проведено кесарево сечение. Это была очень болезненная для нее процедура, притом, что это было чрезмерно для нее в эмоциональном плане и сопровождалось приступом мигрени. Чувствуя, как много не высвободившихся тогда чувств дремлют в матери, сначала я работаю с ее скрытой болью, что приводит к высвобождающему плачу, к слезам, которые она никак не могла позволить себе до этого. В это время моя коллега Габи Флек (Gaby Fleck) играет с Йоханнесом, чтобы у меня было достаточно времени на работу с матерью. Если кратко, то это было основным в этом первом этапе терапии.

     Маму, находящуюся в этом собственном процессе, «прерывает» Йоханнес, который «заявляет о себе», а точнее начинает безутешно плакать. При этом не произошло ничего «внешнего», что могло бы запустить его печаль, и очевидно, он попал в процесс, схожий с процессом его мамы. Или же он так просто заявляет о том, что пришло время для него, для исцеления его травмы, после того как из-за жизненной ситуации родителей он так долго не мог открыто, а значит в дневное время, переживать и проявлять свои чувства. Но в переполняющей его печали Йоханнес не ищет близости с мамой или папой, а остается стоять на некоторой дистанции от них. Габи за его спиной очень обеспокоена этим и держит руки в защищающем мальчика жесте. Здесь происходит нечто странное: в оберегающих руках Йоханнес начинает вращаться вокруг собственной оси. Она воспринимает это сначала как призыв к утешению, пытается прижать его к своему телу, что только усиливает его слезы. Наконец полная беспокойства Габи сопровождает его, движущегося прямо к родителям. Он ищет близости с телом мамы, но затем изо всех сил отталкивает ее и отходит. Аналогичное поведение он демонстрирует и по отношению к отцу. Обоим родителям оно хорошо знакомо, прежде всего, по его безутешному ночному плачу. Несмотря на его печаль, я начинаю разговаривать с ним и объясняю ему, что маме было очень плохо, когда она рожала его, и в течение какого-то времени после этого. Что она совсем не хотела рожать его так: в этой клинике и таким способом - кесаревым сечением. Что тогда она не могла больше влиять на происходящее и с тех пор застыла в шоке и не позволяла себе выразить свою боль, печаль, ярость, разочарование, чтобы быть в состоянии как-то функционировать в повседневной жизни. И я предполагаю, что Йоханнес всегда чувствовал эту большую боль и печаль мамы, а также отца, но не мог им помочь. Именно эта душевная боль, предполагаю я, проявлялась каждую ночь, когда он просыпался с сильным плачем. Несколько раз я спрашиваю Йоханнеса, могу ли я как-то поддержать его, могу ли я прикоснуться к нему; каждый раз он отклоняет это предложение, и это сложная для меня ситуация. Но затем происходит нечто невероятное: Йоханнес садится на колени к маме, внезапно перестает плакать и задумчиво смотрит в пустоту. У меня возникает ощущение, что он с тоской смотрит на некий неземной мир. И я добавляю, что его душевная боль бросилась мне в глаза, как только он вошел и сел на колени к отцу. Возможно, говорю я, начало его жизни и его рождение были настолько печальными, что он совсем не хотел жить, но сейчас его мама и папа вышли из своего шока и могут сами переживать свою печаль и боль; и теперь он может чувствовать близость с родителями, а также ту душевную боль, которая каждую ночь нападает на него во сне. Йоханнес внимательно слушает меня и все больше успокаивается. Он кажется мне философом, напряженно о чем-то размышляющем. Через достаточно продолжительное время в его тело возвращается жизнь, и он вновь ищет близости с родителями. Сильная душевная боль семьи уступает место такой же сильной сердечности и радости.

     Через несколько месяцев эта семья вновь пришла ко мне. Первое, что слышу, - это то, что встреча со мной полностью изменила всю семейную ситуацию. Родители сейчас не пытаются уложить Йоханнеса на ночь в его детской кроватке, против чего он всегда протестовал; теперь ему разрешили засыпать в одной кровати с ними, и тогда он сразу кладет голову на подушку и засыпает. Бороться за то, чтобы он заснул, уже не нужно. И за исключением нескольких ночей, Йоханнес спит теперь до утра. Но главное в том, что он позволил себе близость с родителями, ему нравится обмениваться ласками с ними, и это замечательно.

     Такова история исцеления Йоханнеса. По этой второй сессии могу кратко добавить, что Йоханнес сильно привязался к отцу, причем настолько, что у мамы даже иногда возникала, в связи с этим, небольшая ревность. В этой сессии становятся заметными чрезмерно отягощенные отношения отца Йоханнеса с его собственным отцом, который всю жизнь жестко обесценивал его; кроме того, его мама была очень скупа на чувства. И во время этой второй сессии я показываю отцу, насколько целительными являются его отношения с Йоханнесом: в них он может по-новому, не сдерживая сильных эмоций, переживать свое отцовство и этот новый опыт важен для исцеления его собственных ранних травм. И для него важно позволить себе свои былые чувства и одновременно испытывать благодарность к Йоханнесу за его помощь в этом исцеляющем процессе.

     Я выбрал этот пример терапии ребенка, чтобы показать, что в фокусе терапии была моя работа с малышом, но я также работал с судьбой, переживаниями и непереработанными травмами обоих родителей. Самим своим существованием и своим сильным плачем малыш помог родителям вскрыть их старые травмирующие переживания. Если их услышать, понять, и скорректировать посредством исцеляющего нового опыта, и если родители почувствуют к своему малышу соразмерную благодарность, кризис начала жизни всегда может стать невиданным шансом для исцеления всей семьи.

     Мы живем во времена большой неопределенности в цивилизованном по западному образцу мире; наши социальные и экономические структуры грозят обрушением. Если пренатальной и перинатальной психологии и психотерапии удастся соединить науку и духовность в одной картине мира и человека, для людей нашего времени с их неуверенностью она станет важным воплощением мужества, а также надежды на то, что это обрушение может стать предпосылкой для возникновения нового мира, связанного с развитием более высокого сознания. Я желаю нам, пренатальным психотерапевтам, много мужества и веры в нашу работу.

     Об авторе

     Изначально я изучал зоологию. Затем получил докторскую степень в психологии и в 1970-м году основал собственную психоаналитическую практику. В поисках новых путей я в итоге открыл для себя телесно-ориентированную психотерапию и занимался ею, пока в 90-х годах не столкнулся со своими травмами внутриутробного периода и рождения. С тех пор я специализируюсь на пренатальной психотерапии; соответствующее обучение я прошел у Рэя Кастеллино (Ray Castellino), Уильяма Эмерсона и Карлтона Терри (Karlton Terry), которое дополнил травматерапией Питера Левина.

     Моя практика включает следующее:

- работу с группами, парами и семьями;

- терапию малышей / маленьких детей и их семей;

- на семинарах «Путешествие через собственный внутриутробный период и рождение» люди могут познакомиться с травмами самого раннего периода жизни, чтобы исцелить их.

     На сайте www.franz-renggli.ch я предлагаю программы повышения квалификации по всем используемым мною формам работы.

 

Перевод А. Красько