ФОРМЫ ОПЫТА. Нейронауки, психология развития и соматическое формирование характеров. Марьяна Бентцен

ФОРМЫ ОПЫТА.

Нейронауки, психология развития и соматическое формирование характеров.

Марьяна Бентцен

 Марьянна Бентцен – соучредитель бодинамического анализа и института бодинамики в Копенгагене, который приобрел международную репутацию благодаря особому взгляду на соматическую психологию развития. Она начинала как психомоторный терапевт, потом закончила тренинги по биосинтезу (Д. Боаделла), соматическому переживанию (П. Левин), системо-центрированному подходу (И. Агазарян), медитации и межличностной нейробиологии. После ухода из института бодинамики тринадцать лет проводила тренинги по нейроаффективному развитию - психотерапевтическому подходу, созданному совместно с Сьюзен Харт. Имеет частную практику и проводит независимые тренинги в Скандинавии и Европе.

Марьянна Бентцен представляла свою работу в многочисленных университетах и психиатрических больницах Европы, опубликовала серию научных работ и написала в соавторстве свою первую книгу. Является членом датской ассоциации психотерапии, несколько лет была председателем этического комитета Европейской Ассоциации Телесной психотерапии.

Предлагаемая статья представляет собой одну из первых всесторонних попыток связать последние исследования по нейроаффективому и нейромоторному  развитию ребенка, психологию развития и телесную психотерапию, восходящую к работам Райха и Лоуэна. Она описывает, как нарушение регуляции на ранних стадиях развития может влиять на последующий процесс созревания. Она также связывает нейропсихологию развития ребенка со структурами организации тела и паттернами поведения в рамках телесно-психотерапевтических концепций характеров.

---

 

«Я не говорю, что разум находится в теле. Я говорю, что вклад тела в развитие и функционирование  больше, чем просто поддержание жизни и моделирующих воздействий на мозг. Оно привносит содержание, как неотъемлемую часть работы разума». Дамасио (1994, p. 226).

---

 

     РЕЗЮМЕ

     В статье проводится сравнительный анализ последних открытий, сделанных в нейронауках и психологии развития ребенка в возрасте от 0 до 2 лет, с пятью основными соматическими структурами характеров, описанных в трех телесных подходах: биоэнергетике, Хакоми и бодинамике. Приведенные данные показывают: 1) большое соответствие нейроаффективного развития, позы и поведения детей с нарушенной регуляцией и структур характеров, формирующихся на определенных стадиях, и 2) что стадии развития, описываемые как оральная, анальная и эдипальная, обычно активируются до двухлетнего возраста, что противоречит традиционным взглядам на формирование характеров.

 

     ВВЕДЕНИЕ

     Большинство соматических теорий характеров, подобно традиционным аналитическим теориям, основаны на психологии развития. В них утверждается, что  формирование эмоциональных, психологических и «энергетических» паттернов, а также моторных привычек и навыков, происходит одновременно и в соответствии с основными моделями взаимодействия ребенка и взрослого. Телесные психотерапевты считают, что основные части личностной истории становятся доступны только через установление контакта с внутренним сенсорным полем человека и что они «экзистенциально заземлены» в его моторных паттернах и навыках.

Широко распространено неправильное понимание соматической теории характера -  якобы телесные терапевты считают, что телесная структура создает личность. На самом же деле теоретической основой соматической теории развития характера является постулат, что тело и психику формирует жизненный опыт, и происходит это определенным, характерным образом. Другими словами, все виды опыта (каждый из которых имеет соматические компоненты) создают определенные нейроаффективные навыки, а вместе опыт и аффект формируют нейромоторные навыки.

В соматической психотерапии тело считается существенной частью истории развития психики, но, конечно же, не единственной. Читая телесные структуры характеров старших детей и взрослых, терапевт изучает аффекты и способы их регуляции, которые проявляются в моторной системе. Он отталкивается в своих рассуждениях от видимых в моторной сфере проявлений.  Если поза, движения и жесты человека типичны для определенной стадии развития и взаимодействия, терапевт делает предположение об определенной степени выраженности у него соответствующих состояний неврологической активности, само-репрезентаций и аффектов, т.е. того, что в целом составляет психосоциальный характер (Bentzen, Bernhardt and Isaacs, 1996). Для конкретизации того, что он видит, терапевт, как и в обычном аналитическом подходе, основывается на вербальном рассказе клиента. Райх говорил, что характер – это замороженная история. Перри с соавторами (1995) пишет: “ОПЫТ МОЖЕТ ИЗМЕНИТЬ УЖЕ РАЗВИТЫЙ МОЗГ, НО ОПЫТ ПОЛУЧЕННЫЙ ВО ВРЕМЯ ПЕРЕЛОМНЫХ ПЕРИОДОВ РАННЕГО ДЕТСТВА, ОРГАНИЗУЕТ  МОЗГОВЫЕ СИСТЕМЫ» (заглавные буквы и курсив взят из цитируемого источника).

В соматических теориях считается, что каждая структура характера формируется в возрасте, когда достигается определенная неврологическая зрелость и определенный уровень взаимодействия, и под влиянием раннего или позднего опыта, полученного на данной стадии развития, который соответствует ее теме и уровню действий и взаимодействий. Таким образом, любой человек с нормальным уровнем функционирования мозга имеет элементы всех структур характеров.

 

     Формативные факторы, участвующие в образовании структуры характера

     За последние десятилетия благодаря исследованиям в области мозга, нейрофизиологии развития и других дисциплин получено большое количество научных данных о формировании личности. Генетики и исследователи, изучающие процессы развития, пришли к согласию,  что практически все психологические и физиологические особенности человека зависят от тонкого и тесного взаимодействия между факторами генетической предрасположенности и факторами, связанными с влиянием среды (Perry, 2002, Ridley, 2003, Rutter, 2006, Cuhna & Heckman, 2010, Tabery & Griffiths, 2010). Врожденный темперамент, который может быть определен уже в раннем младенчестве, является устойчивым (Chess & Thomas, 1996, Kagan, Snidman, Kahn & Towsley, 2007), но на формирование личности оказывают влияние качество и доступность интерсубъективного поля, т.е. поля совместного присутствия ребенка и того, кто о нем заботится (Thelen & Smith, 1994, Aitken & Trevarthen, 1997, Beebe & Lachman, 2002, Stern, 1995, 2004, Gerhardt, 2004, Hart, 2011). Для того, чтобы  стать собой, нам необходимо любящее внимание другого человека.

     Основными условиями для создания хорошей интерсубъективной сонастройки являются: совместное внимание, общая цель и способность к участию в эмоциональном состоянии другого человека (Stern, 1995, 2004). Сонастройка – это деликатный процесс, состоящий из тысяч крохотных каждодневных взаимосвязанных танцевальных движений, из которых создается симфония отношений между ребенком и родителем. Причем даже в здоровых отношениях каждый день десятки и сотни раз происходит сбой настройки (Tronick & Gianino, 1986, Tronick & Weinberg, 1997). Однако в среднем сбой длится только пару секунд, потому что и у родителя, и у ребенка есть биологическое желание ее восстановления. Исследования показывают, что базовое доверие и здоровое созревание ребенка обеспечивается не отсутствием сбоев так таковых, а благодаря восстановлению сонастройки через соматическую синхронизацию (Trevarthen, 1979, 1990, 1993a, 1993b). Хроническое отсутствие настройки или проблема в ее восстановлении может быть вызвана просто недостатком способности к ней у родителя в результате действия стрессовых факторов или особыми травматическими событиями в его жизни. Поскольку ребенок предпочитает знакомые паттерны взаимодействия и легко идентифицируется с ними, из укоренившихся привычек формируются защитные стратегии или защиты характера (Sander, 1977, 1983, 1987, 1988, Bentzen, Jarlnæs & Levine, 2004, Hart, 2011). К счастью, танец микро-настройки через соматическое отзеркаливание дает возможность ребенку впитывать и идентифицировать позитивные и негативные состояния родителя (Stern, 1995).

     Система зеркальных нейронов – это комплекс нейронов мозга, который позволяет человеку переживать намерения движений и чувственные состояния других людей, как свои собственные. Активация этой системы, которая происходит через зрение, слух, даже чтение о движениях, чувствах и прикосновениях, является существенным компонентом способности к эмпатии (Gallese, Fadiga, Fogassi & Rizzolatti, 1996, Gallese & Goldman, 1998, Gallese, 2001, Keysers, 2011). Младенец рождается с рудиментарной способностью к отзеркаливанию, но она не развивается, если он не включен во взаимодействие через отзеркаливание его родителем

 (Perry, 2007). Активность системы зеркальных нейронов мозга у детей и взрослых ослабляется под влиянием стресса.  Сила взаимоотношений также влияет на способность к отзеркаливанию (Hogeveen, Inzlich & Obhi, 2013). В отношениях, которых все внимание направляется на человека, имеющего власть над другим, активность зеркальных нейронов, а значит и способность к эмпатии, «сильного» ослабляется, а «слабого», наоборот, возрастает.

     Специфические травматические события не всегда рассматриваются в качестве причины личностных проблем. Однако исследования показывают, что на наш опыт «бытия в мире» оказывают влияние миллионы микро-взаимодействий, которые начинаются еще до рождения и продолжаются всю жизнь. А тысячи микро-сонастроек во взаимодействии с терапевтом могут улучшить наше ощущение себя (Stern, 2004).

     Разные стадии развития выдвигают различные темы и ставят перед ребенком и родителем необходимые для решения задачи (Hart, 2011, Hart & Bentzen, 2012). Микро-взаимодействия между ребенком и родителем будут оформлять соматический характер ребенка и развитие его паттернов отношений и психо-моторных навыков. Традиционно считается, что структуры характеров формируются в течение первых шести лет жизни. Однако при написании этой статьи к своему большому удивлению я обнаружила, что с точки зрения нейроаффективного развития основные аспекты всех пяти структур характеров активируются в первые 24 месяца жизни ребенка.

 

     Три системы соматического развития структур характеров

     Существует много различных систем, описывающих соматические проявления характеров. Райх (1949) начал работать с телом в тридцатые годы прошлого века  и был первым, кто развил психодинамическую теорию соматического понимания структур характеров, а все последующие школы строили свои теории на основе его концепции или находились под определенным ее влиянием.

     Далее я буду описывать три системы, которые, прежде всего, опираются на процесс развития и в рамках которых ведутся обучающие тренинги в Европе и Северной Америке. Все они продолжают развиваться и меняться до сих пор.

     Биоэнергетический анализ (в дальнейшем мы будем называть этот подход «биоэнергетика») напрямую происходит из райхианского подхода. Первая популярная книга  Лоуэна о характерах «Язык тела» (The Language of the Body) вышла в 1958 году. Большинство других телесных подходов находились под сильным влиянием этой системы и даже для читателя, не прошедшего обучения в телесной терапии, совершенно очевидна ее связь с  традиционными психоаналитическими взглядами на характер. Однако со временем биоэнергетика отказалась от психо-сексуальности как основного понятия системы, стала использовать теорию привязанности и рассматривать мышечные зажимы и блокировку потока энергии как реакцию на помехи и неблагоприятный опыт развития.

     Система Хакоми была развита Курцем и коллегами в середине семидесятых годов прошлого века. Курц выдвигает идею о том, что черты характера могут рассматриваться и как ‘чрезмерно развитые’ навыки, и как травматическая регрессия. Подход фокусируется на развитии, как процессе обучения самоорганизующейся системы тело/психика. Для оптимального развития требуется определенный здоровый жизненный опыт.  Формирование характера понимается как конструктивные попытки совладания с нездоровыми взаимодействиями. Таким образом, Хакоми подчеркивает более позитивные аспекты характера.

     Бодинамический анализ (в дальнейшем мы будем называть подход «бодинамика») берет свое начало из северо-европейской традиции понимания психомоторного развития. В восьмидесятые годы прошлого века Марчер (2010) с коллегами объединили этот материал с биоэнергетической теорией характеров и создали модель, основанную на моторном и психологическом развитии ребенка, и соответствующую теорию активации мышц. Основным мотивом развития считается не сексуальность, а стремление к установлению взаимной связи. Реакция среды на этот базовый драйв развития определяет становление здорового или нездорового характера.

     Каждая из этих моделей характеров содержит уникальные положения, при этом у них много общего. Поскольку цель этой статьи заключается в коротком введении в соматические теории характера, ее основной фокус будет направлен на описание некоторых базовых понятий телесной психотерапии и общих для всех трех подходах областей, а не деталей и отличий между системами. К сожалению, это означает, что я не отведу в статье никакого места описанию здорового характера, что является особым фокусом внимания в Хакоми и бодинамике.

     Я обрисую в общих чертах пять структур характеров:

- шизоидную (-истерическую),

- оральную,

- психопатическую,

- мазохистскую и

- ригидную (фаллическую и истерическую).

     Широко распространена неудовлетворенность этими названиями, как патологическими ярлыками, однако других, универсально известных «маркировок» соматических структур характеров нет, поэтому в этой статье я буду пользоваться ими. Все три системы описывают для некоторых или всех характеров по две позиции (например, раннюю и позднюю, или компенсированную и оральную). В бодинамике, на которую оказала влияние ранняя работа Джонсен (Johnsen, 1975), даже описан общий принцип выделения на каждой стадии развития более смирившихся и постурально коллапсированных структур, а также более контролирующих и постурально напряженных структур. Все три системы при описании положения тела используют общие понятия коллапса, слабости или вялости, мышечного напряжения и харáктерного панциря.

     Для каждой из пяти структур характеров будут описаны: 1) основные элементы нейро-аффективного развития и возраст формирования структуры; 2) клинические описания и случаи; 3) соматические структуры характеров, относящиеся к различным стадиям развития. Поскольку период формирования одной структуры характера может «перекрываться» со временем образования следующей, у большинства людей мы можем встретить черты нескольких структур. Однако преобладающими обычно бывают одна или две.

 

Пре- и неонатальное развитие: автономная нервная система, нарушения контакта младенца, шизоидно-истерические черты

     Стивен Поржес (Stephen Porges, 1997) [1] описывает три филогенетических стадии развития автономной нервной системы и три соответствующих уровня эмотивного (аффективного) и интерактивного поведения. Автономная нервная система – часть мозга, созревающая раньше других его частей. Первые две ее части активны при рождении ребенка, третья созревает в течение первых шести недель после рождения.

     Первая стадия – образование примитивной «немиелинизированной вагальной парасимпатической» системы [2], которая стимулирует пищеварение и реагирует на новые необычные стимулы и угрозу подавлением метаболических процессов и иммобилизацией (обездвиживанием, замерзанием).

     Вторая стадия – образование «спинномозговой симпатической» ветви нервной системы, которая может усилить метаболические процессы кишечника и подавить активность примитивной вагальной системы, позволяя тем самым реализоваться поведению борьбы/бегства.

     Третья стадия – образование уникальной для млекопитающих «миелинизированной вагальной парасимпатической» системы,  которая может регулировать метаболизм для обеспечения более тонко настроенного вхождения в контакт с окружающей средой и выходом из этого контакта. Она контролирует лицевую экспрессию, сосание, глотание, дыхание и вокализацию. Кроме того, она подавляет симпатическое воздействие на сердце, поддерживая спокойное поведение и приятное взаимодействие.

     Миелинизированная, социальная  вагальная система активна в условиях нормального взаимодействия. Например, когда младенец улыбается, гулит, гукает, производит различные шумные звуки при еде, спит или играет. При стрессе эта система «уступает место» более ранней филогенетически системе борьбы/бегства. В поведении младенца это прежде всего проявляется в плаче и усилении рефлекторного вздрагивания и хватания. При более интенсивной активации младенец начинает пронзительно кричать, скручиваться и молотить ручками и ножками с нарастающей дезорганизацией своих действий. В итоге, при невозможности осуществления бегства или борьбы в действие вступает наиболее примитивная система и начинает доминировать диссоциативная парасимпатическая стратегия совладания со стрессом. Младенец перестает что-либо делать, становится пассивным и неподвижным, показывает слабую заинтересованность в контакте и пище или не заинтересован в них вовсе.

     Согласно Перри с соавторами (Perry et. Al, 1995) [3] у младенца существует два отдельных паттерна реакций на сильный стресс. Его описания соотносятся с выделенными Поржесом уровнями активации. Первый паттерн проявляется состоянием симпатического возбуждения, второй – парасимпатическим диссоциативным состоянием. Когда младенец напуган, у него ускоряется сердцебиение и дыхание, повышается кровяное давление, он становится настороженным, тревожным и начинает плакать. Это суть проявления реакции бегства или борьбы, второй филогенетической стадии возбуждения по Поржесу. Если со временем возбуждение младенца не урегулировано, он диссоциирует,  отстраняется от внешних стимулов и становится чрезвычайно пассивным. Сильная симпатическая активация все еще присутствует, но парасимпатическое торможение «перевешивает» ее. Вступает в действие поливагальная система первой филогенетической стадии. Младенец пребывает в состоянии высокой активации, испуга, беспомощности и отказа от действий.

     Броден (Broden, 2000), директор шведского лечебного учреждения для младенцев с различного рода нарушениями, описывает черты и стили привязанности младенцев при возрастающем нерегулируемом стрессе. Вслед за исследованиями ученицы Боулби Мэри Эйнсуорт (Ainsworth) она описывает детей в трех состояниях: сверх-пассивном, сверх-активном и стабильном.При типичном сверх-пассивном состоянии (соответствующем парасимпатическому диссоциативному состоянию и шизоидной структуре), ребенок не возится, не беспокоится, редко ищет контакта и кажется довольным, будучи предоставленным самому себе. Он не интересуется едой и приятными занятиями, но любит проводить время в одиночестве в своей постельке. Он медленно вовлекается в контакт, редко улыбается. Даже если кто-то из обслуживающего персонала берет ребенка на руки и прижимает к себе, его обычно быстро кладут обратно, потому что в его поведении не формируется ответного отклика. Он не прижимается к телу взрослого, что производит впечатление, будто он отвергает контакт.  У него не возникает спонтанных реакций, поощряющих других на контакт, после нескольких попыток привлечь кого-то во взаимодействие, они часто просто отключаются. Броден при этом подчеркивает, что описывает детей с нарушениями в контакте, но не аутистов.

     «Стабильные дети» в практике Броден очень хорошо справляются с условиями недостаточного питания. Их биологические функции и ритмы просты и стабильны, их легко накормить и уложить спать, они хорошо адаптируются к изменениям. Они активно «помогают» своим матерям  очень экспрессивными сигналами, частыми улыбками и общими позитивными реакциями.  Лишенные соответствующей материнской реакции, они с готовностью поворачиваются к другим людям и с жадностью принимают от них еду и контакт. Моторные паттерны этих детей отрывисты и не координированы. Лишенные материнской поддержки, они «держат» себя с помощью сильного напряжения в спине, плечах и шее. Персонал называет их «дети с лебединой шеей» за их длинные шеи и тенденцию жестко держать голову. У таких «стабильных детей» наблюдается проблема с расслаблением в контакте, кажется, что вместо этого они пребывают в состоянии боевой готовности и несут чрезмерную ответственность за контакт, в частности за контакт глаз. В терминах физиологической активации эти дети демонстрируют достаточно высокий уровень симпатического возбуждения, однако оно при этом организовано в определенные стратегии контакта.

     У «сверхактивных» детей наблюдаются экстремальные и диффузные, иногда  даже выглядящие как спастические, моторные паттерны. Выражение лица – озабоченное и настороженное. Они активно сопротивляются телесному и глазному контакту. Общий уровень активности очень высок, тип поведения тревожно-уклоняющийся. В большинстве случаев они производят впечатление неудовлетворенных в целом и часто по непонятным причинам начинают плакать и пронзительно кричать. Они легко расстраиваются и огорчаются и их трудно успокоить. Им трудно ждать, пока их накормят, а сам процесс  кормления напоминает поле битвы. Часто они очень расстраиваются, что никак не могут приноровиться к кормлению, и быстро устают. Нередко они проглатывают пищу, а потом срыгивают. Биологические ритмы таких младенцев неравномерны, они легко сбиваются и нарушаются. Эти дети живут на физиологическом уровне дезорганизованной симпатической активации и реагируют на стимулы бегством или борьбой.

В биоэнергетике (Lowen, 1959, Mac Intyre, Jack, and Mullins, 1976) стадии развития представляются не в виде пирамиды самоактуализации, как у Маслоу, а описываются с точки зрения «иерархии потребностей». Потребность внутриутробного и раннего постнатального существования заключается в «праве на существование», которое интернализуется через ощущение долгожданности и желанности. Поскольку в этом возрасте младенец полностью зависим от родительских фигур в смысле эмоционального и физического питания, в других школах подчеркивается, что это право более осмысленно описывать как «право на существование» и «право принадлежности кому-то». Угроза реализации этого права приводит к образованию шизоидных или истерических элементов характера. Обе структуры характера являются ответом на «угрозу уничтожения», но, если шизоидная структура появляется в результате враждебности, холодности и покинутости, истерическая структура обычно считается формой адаптации к внезапным, менее устойчивым травматическим событиям этого возрастного периода. Такие различия хорошо соотносятся с утверждениями Поржеса и Перри о том, что младенец сначала реагирует на стресс симпатическим возбуждением борьбы/бегства и уходит в парасимпатическую диссоциацию, только если угроза воспринимается как нечто более постоянное.   

     У младенца пре- и неонатального периода нет ощущения себя как отдельного человека, и в вопросах модуляции возбуждения он полностью зависит от того, кто о нем заботится. Если его часто бросают в одиночестве или относятся с враждебностью, он привыкает к постоянному уровню страха и дистресса, как к «нормальному» состоянию. Это наиболее общая и частая динамика, формирующая паттерн шизоидного характера. Изоляция влияет на его саморегуляцию, и, если этот опыт не компенсируется позже, образы себя и других будут интернализованы как враждебные и деперсонализованные. Взрослые с шизоидными чертами характера описывают внутреннее ощущение себя как изолированного, фрагментированного, мертвого изгоя или инопланетянина. Такой человек в основном идентифицирует себя со своими умственными способностями, часто не доверяет своему телу и его «непослушным» чувствам. Социальный мир и другие люди воспринимаются им как чужие, несущие стресс или враждебные по своей природе.

     Лэйк (Lake, 1966) говорит: «Прощание подобно возвращению надежд, открытию второго дыхания». Возможно, если такой человек внезапно войдет в контакт со своим возбуждением и своими чувствами, он не сможет их регулировать. Состояния возбуждения и контакта с чувствами для него становятся синонимами невыносимых уровней возбуждения, ужаса, гнева, деструкции и/или боли. В ситуации запредельного  стресса он может диссоциировать и подвергнуться вспышкам ярости и ужаса.

     Поза шизоида характеризуется сдерживающими паттернами в глубине тела и привычной парасимпатической диссоциативной активацией, в результате которой кожа и конечности остаются холодными. Движения шизоида часто негибкие, неловкие и неуклюжие, спонтанных движений мало. Даже если он занимается спортом или танцами, его движения направлены вовне (что соответствует поздним паттернам коркового контроля), а не вовнутрь (что характерно для ранней нейро-моторной интеграции). Его дыхание поверхностно. Он производит общее впечатление человека, который удалился от жизни настолько далеко, насколько это возможно. Так же, как «пассивный» младенец Броден, человек с шизоидной структурой не знает, как соотноситься с прикосновениями и физическим контактом. Кажется, что его тело не реагирует на близость. Он часто избегает взаимного контакта глаз. Даже если он встречается глазами с другим человеком, его взгляд кажется несфокусированным, и у другого не возникает чувства контакта, эмоциональной встречи. Райх считал, что у шизоидной структуры характера есть первичный блок вокруг глаз и в подзатылочных мышцах шеи, которые участвуют в ориентировке. Его тело заморожено, оно характеризуется глубокими сдерживающими паттернами в суставах и вокруг них, искривлениями, скручиваниями и существенной разницей между правой и левой сторонами, а также между различными частями тела.

     В таком соматическом паттерне есть элементы дезорганизованных движений,  которые  при попадании ребенка в состояние тяжелого симпатического дистресса, «замораживаются»  в форме примитивного диссоциативного парасимпатического торможения. Часто их вегетативные ритмы беспорядочны: паттерны сна хрупки и непостоянны, пищеварение может быть слишком быстрым, и часто от них можно услышать жалобы на постоянный частый жидкий стул или недержание. Такие люди либо чрезмерно чувствительны по отношению к ощущениям и внешним стимулам, либо пребывают в состоянии онемелости.

 

     ШИЗОИДНЫЙ СОМАТИЧЕСКИЙ ПАТТЕРН

     Возраст формирования: 2 триместр беременности – 3 месяца (бодинамика). Данная стадия развития также носит название тактильная или окулярная (в других системах).

     На рисунке изображен ребенок, родившийся на 5 недель раньше срока. Видны признаки очень ранней нейросоматической организации, управляемой немиелинизированным парасимпатическим вагусом. У младенца есть некоторый мышечный тонус и начальные рефлексы, которые приводят к сгибанию ног и пальцев и поворачиванию головы, немного отклоняя ее назад.

 

     (Картинки зарисованы с фотографий в работах Bentzen (1968) и  Hviid (1992).

 

     «Шизоидная структура приобретает свою форму тела под влиянием угрозы уничтожения» (биоэнергетика).

     Мужчину, изображенного на рисунке, попросили стоять прямо. В его позе видна асимметрия и скручивания шизоидного паттерна. Правая и левая стороны тела развиты неравномерно. Руки и ноги негибкие и малозаряженные. Взгляд кажется расфокусированным и дистантным. Наибольшая живость (жизненность) сосредоточена  в глубине туловища и голове. Кажется, что его естественный мышечный тонус слаб. При соматическом считывании данной структуры характера его позу можно «интерпретировать» следующим образом: сдерживание против фрагментации и сжатие по направлению к центру тела и к голове. Видно сильное напряжение в основании черепа, соответствующее активации самых ранних рефлексов вздрагивания и ориентировки.

     Некоторые структуры характеров описываются в различных системах сходным образом, но мнения о возрасте их образования отличаются. Наверно наиболее известной из таких структур является истерическая, которая описывается как генитальная или эдипальная структура характера в биоэнергетике и Хакоми, но считается частью шизоидной структуры или структуры существования в бодинамике. Такая точка зрения в бодинамике обусловлена идеей «шизо-истерического расщепления», впервые описанного Лэйком в 1966 году. Боаделла (лекция, прочитанная в 1974, но опубликованная в 1986), рассматривая истерическую структуру с точки зрения сторонников шизоидной и эдипальной теорий, указывает, что младенец, который вынужден, спасая свою жизнь, бросаться в контакт, по достижении эдиповой фазы расширяет и развивает свои стратегии выживания, заключающиеся во флиртующем и соблазняющем поведении. Таким образом, он считает оба объяснения скорее дополняющими друг друга, чем взаимоисключающими.

     Сильно напуганный младенец будет биться, крутиться, кричать и стараться «удержать» родителя глазами и усиленным рефлекторным хватанием. Когда чувство угрозы и такая стратегия совладания с ней впитываются и становятся внутренним опытом существования в мире, взрослый, по всей вероятности, будет чувствовать угрозу от малейшей сепарации и ссоры. Он будет реагировать на них сильными эмоциями, голодом по контакту и возбуждением в попытке добиться близости, которая поможет снизить угрозу. Внутренний ландшафт взрослой истерической структуры можно выразить словами: «Прощание подобно умиранию» (Lake, 1963). Основная идентификации ее связана с эмоциями, отношениями и телом. Такой человек часто не доверяет разуму и его скрытым махинациям. И только, когда угроза становится всеобъемлющей, кажется бесконечной и сопровождается ощущением «нет выхода», человек замыкается в себе и переходит в состояние описанной выше шизоидной структуры.

     В бодинамике описывают взрослого с истерической структурой (структурой эмоционального существования) так: «Он выглядит, как будто у него маленькая голова», а в Хакоми (Ogden, 1985) шизоида, как человека с длинной шеей. Джонсен (1975) и бодинамики отмечают, что у такого человека часто присутствуют ранние хватательные рефлексы рук и ног, а также ранние шейные рефлексы. Телесные характеристики этой структуры, так же как и у шизоида, отличаются фрагментацией, но более симметричной. Их суставы обычно чрезмерно гибки и податливы, в отличие жестких у шизоида. Много мимики [4], экспрессивных телесных движений и эмоций.

     Некоторые соматические системы предупреждают, что такая структура может быть неправильно оценена как здоровая, особенно в тех подходах, которые делают ставку на встречу, интенсивность контакта, эмоциональный катарсис. Именно эти качества в данной  структуре производят сильное впечатление, являясь однако ее центральными механизмами защиты.

У чрезмерно активного младенца, описанного Броден, нет прямого аналога в соматических системах структур характеров. Однако Лэйк (1963) описывает шизоидно-истерическое состояние как ветви расщепления, в котором человек «мечется» между двумя реакциями на стресс: с симпатическим или с парасимпатическим преобладанием. В обеих структурах часто могут проявляться элементы паттернов чрезмерной активности. Истерическая структура в основном пребывает в континууме от симпатической заряженности и мотивированной выживанием социализации до отчаянного или хаотически ажитированного возбуждения бегства-борьбы с внезапными очагами диссоциации. Шизоидная – в континууме, начинающимся с диссоциативного парасимпатического состояния, которое в ситуации экстремального стресса может «накрыться» хаотически ажитированным возбуждением бегства-борьбы. Если для человека больше характерен поиск контакта, он в общем может быть оценен скорее как истерик, если избегание контакта – как шизоид.

Первый год жизни: созревание лимбической системы, «схемы существования с», орально-депрессивная и орально-параноидная структуры

     В терминах неврологического развития первый год жизни характеризуется взрывом роста нейронов. Этот рост непосредственно связан c условиями жизни младенца и его взаимодействием с новым социальным окружением. Примитивные стволовые структуры головного мозга уже функционируют и в течение нескольких недель созреет вагальная система мозга млекопитающих. В возрасте шести недель младенец способен к мимической и глазной экспрессии, что делает возможным контакт взглядов. Часть лимбической системы, амигдала или миндалевидное тело, функционирует уже при рождении. Это дает младенцу возможность переживать эмоциональный опыт. Амигдала также известна своей ролью в образовании условного рефлекса отвращения, позволяющего создание ранней формы привязанности в зависимости от поведения родительских фигур, но это происходит  позже, спустя некоторое время после рождения (Schore [5], 1994). До формирования аверсивного обуславливания, или, другими словами, отрицательного подкрепления, младенец будет продолжать поворачиваться и тянуться к ухаживающему за ним взрослому, даже если он ведет себя неподобающим и жестоким образом. Одновременно с этим ребенок будет переживать стресс и страх (Sullivan, et. al, 2000).

     Амигдала является важным органом для формирования эмоциональной памяти. Дамасио (Damasio [6], 1994) и ЛёДу (LeDoux, 1989, 1994, 1998) указывают, что амигдала получает информацию от многих других мозговых структур. В течение первого года жизни она созревает для обработки и координации сенсорной и кинестетической информации, а также эмоциональных реакций (позже она также принимает участие в оценивании информации от коры головного мозга, т.е. в формировании более продуманных, обоснованных реакций).

     В течение первого года жизни также созревают области мозга, участвующие в нейронной сети зеркальных нейронов. В первые два месяца центральными для взаимодействия являются точное отзеркаливание и простая ритмическая сонастройка. Начиная с двух месяцев эмпатическая информация, поступающая из системы зеркальных нейронов, позволяет младенцу и ухаживающему за ним взрослому установить более сложное взаимодействие (Trevarthen, 1993a, 1993b, Tronick&Weinberg, 1997), поскольку имплицитное отзеркаливание делает возможным лучше чувствовать намерения и внутренние состояния других людей (Keysers, 2011). В процессе развития интерсубъективности чрезвычайно важны ощущение себя, чувство принадлежности и игровая деятельность. Игровая активность включает некоторые области лимбического мозга (Panksepp & Biven, 2012) и начинается в первые месяцы с возбуждающей, координированной, психомоторной интерактивной игры со взрослым (игривого щекотания и забавы типа «Поймаю-поймаю»). Позже ребенок переходит на игры типа «борьбы без правил» со взрослым, а еще позже на игры со сверстниками и ролевые игры. Возникает вопрос (Panksepp & Biven, 2012), почему игровая деятельность, обладающая свойством уменьшения тревоги и депрессии так мало используется в психотерапии.

     Орбитофронтальная кора претерпевает стремительное созревание с рождения до 18 месяцев (Schore, 1994), что является существенным для способности ребенка формировать более «осмысленные» привязанности и отношения. Эта часть мозга отвечает за эмоциональное оценивание. Находясь между лимбической системой и фронтальной корой, она существенно влияет на само-регуляцию аффекта и регуляцию автономной нервной системы, что является основой для формирования когнитивного оценивания. Внутреннее состояние заботы о ребенке активирует у взрослых, ухаживающих за ребенком, орбито-фронтальные области мозга. У младенца эта часть коры активно включена в процесс интернализации знания о том, что такое любовь и безопасная забота.

     В развитии младенца первого года жизни центральную роль играют определенные моторные навыки. В первые месяцы жизни устанавливается координация сосания и глотания, а также координация выражения глаз, лица и положения шеи. Эти навыки имеют решающее значение для контакта ребенка с матерью и его способности следовать за ней взглядом. Он также исследует окружающий мир и на смену врожденного хватательного рефлекса приходят произвольные движения ряда увидеть-дотянуться-схватить-удержать. Отпускать ребенку пока еще трудно, этому он будет обучаться между 5 и 12 месяцами. В районе 6-8 месяцев после интенсивного тренинга по одновременному подниманию рук, ног и головы в положении лежа на полу на животе, позвоночник ребенка так усиливается, что он уже способен прямо сидеть. Этот навык означает начало периода перекатывания и ползания на животе, что очень быстро перейдет в ползание на четвереньках, стояние и хождение (при поддержке за ручку). Ножки ребенка могут уже удерживать его вес, а координация движений совершенствуется. Он бросается исследовать мир, возрастает его способность справляться с возбуждением, потребности дифференцируются. Развивается чувство self. Любящий, направляющий и ободряющий взрослый помогает ему оформить эмоциональный оттенок ощущения себя.

     Взаимодействие матери и младенца во время этого периода жизни ребенка изучал Cтерн (1995, 2002). Его фраза «схемы способов существования с» - это термин, обозначающий особенности интернализации опыта раннего контакта.

     Стерн следующим образом описывает взаимодействие, как типичный способ контакта ребенка с пассивно депрессивной (но не возбужденно-тревожной) матерью, которая стала такой после того, как у ребенка уже был опыт нормального взаимодействия и созданы схемы поведения в контакте. Сначала ребенок старается привлечь внимание матери и «реанимировать» ее, но это ему не удается. Он реагирует моторными изменениями и резонансным аффектом: его поза начинает напоминать шарик, из которого выкачали воздух, позитивные чувства пропадают, лицо теряет живость и вытягивается. Такое состояние Стерн описывает как «микро-депрессию». Он указывает, что это состояние ребенка возникает не только как ответ на недостаток стимуляции, но как процесс имитации, резонанса и «заражения» через подражание.

     На нейроаффективном уровне такой процесс является примером межличностной динамики, передачи эмоциональных состояний вследствие работы зеркальных нейронов. Так возникает «лимбический резонанс».

     «В один момент субъективного опыта соединяются два феномена – ‘существование с’ (через идентификацию и имитацию) и опыт переживания депрессии» (Stern, 1995, p. 101). Если это повторяется, ребенок вырабатывает схему существования с матерью, норму взаимодействия, согласно которой он больше имитирует  материнское поведение и  теряет позитивный аффект, приобретенные ранее моторные способности и возможность оказания самопомощи.

     У взрослых, у которых с детства действует такая схема взаимодействия, желание быть с кем-то может запускать состояние микро-депрессии. Стерн снова и снова решительно повторяет, что ребенок не телепат, он ничего не знает о фантазийном мире матери. Что он может знать, так это то, как мать реагирует на него. Он узнает это ежеминутно в тонком и глубоком танце их взаимодействия. Стерн пишет о том, как трудно наблюдателю исправить поведение матери, если она из-за своего состояния плохо настроена на ребенка. Она начинает осознавать неуклюжесть своей настройки, и даже тот танец, который существовал между ними, теряется. И оба по-прежнему испытывают затруднения в контакте.

     В течение первых 6 месяцев жизни младенец в основном заинтересован в контакте двух человек, он развивает схемы диадного общения со всеми членами семьи в рамках повторяющихся взаимодействий со всеми их вариациями. Во второй половине первого года жизни возможность ребенка справляться с возбуждением чрезвычайно возрастает. Его способность воспринимать внутренние и внешние стимулы все больше дифференцируется и усложняется. Начиная с шести месяцев, его интерес смещается на мир объектов и роль матери меняется, раньше она была основным объектом его восприятия, а теперь становится  частью взаимодействия в треугольнике мать-ребенок-игрушка или еще один человек, новый объект исследования на текущий момент. Взаимодействие в треугольнике и дифференцированность восприятия ребенка требуют от матери большей гибкости и зрелости. Ребенку необходимо, чтобы мать правильно считывала его все более разнообразные  потребности и чувства, давала ему именно тот эмоциональный контакт глазами,  в котором он  в данный момент нуждается, и была человеком, с удовольствием поддерживающим его исследование внешнего мира и обеспечивающим безопасность этого исследования.

     Лоуэн считает, что в «иерархии потребностей» ребенка первого года жизни основными являются: право на то, чтобы иметь потребности, право на то, чтобы их различать, и право на то, чтобы быть любимым как отдельный от матери человек.

     Динамику развития орального характера определяет недостаток раннего межличностного эмоционального питания и поддержки, а также, менее часто, депривация в физическом питании. Мать ребенка с оральным характером описывается или как отсутствующая, физически слабая, депрессивная, больная, или как возмущенная и обиженная возрастающими потребностями ребенка. Зарождающиеся внутренние потребности ребенка не отзеркаливаются ею, она не реагирует на них, и ребенок сдается и погружается в состояние беспомощности и отвержения. Этот опыт интернализуется им и у него возникает образ себя как бесконечно нуждающегося, что его ожиданиям от мира не суждено исполниться и удовлетворение потребностей невозможно.

     Ранняя, депрессивная структура часто описывается как нуждающаяся, податливая, уступчивая, зависимая, многословная и беспомощная. Часто кажется, что человек с этой структурой «сосет» энергию других людей. Еще одна черта орального паттерна заключается в том, что человек «старается добиться от матери, чтобы она правильно реагировала» на него, он не достигает этого и, как следствие, у него возникает микро-депрессия. Став взрослым, он мил и уступчив, пытаясь тем самым добиться желаемой близости в отношениях с близкими или терапевтом. Но все его попытки окрашены смиренным ожиданием отказа. Сёренсен (Sørensen, 1996), главный психолог психиатрической службы Дании описывает раннюю оральную структуру так: если есть хоть малейший шанс контакта, они всегда готовы включиться в отношения, и благодарны получить то, что можно, но у них нет кинестетического ощущения себя, чтобы разглядеть качество контакта и насколько возможно в нем удовлетворение их потребностей (p.188). Частично это связано с тем, что они не распознают, что именно они получают, частично с слабой способностью к контейнированию и сохранению константности объекта. Они быстро теряют чувство наполнения и удовлетворения.

     Все три подхода (биоэнергетика, бодинамика и Хакоми) описывают сходное положение тела оральной структуры. И у ранней, и у поздней позиции оральной структуры ослабленный S-образный позвоночник, впалая грудь, сильно выдающаяся вперед голова и слабые ноги с запертыми коленями. Такое описание сниженной энергии и моторной пассивности хорошо соответствует описанному Стерном облику младенца в микро-депрессии.

     Их дряблый живот выдается вперед как «наполовину заполненный мешок» (Lowen, 1956). У ранней структуры слабый, полный желания взгляд, мягкие, манящие губы. А у поздней более агрессивное, подозрительное выражение лица и недовольные губы или стиснутые челюсти. Энергетический поток слаб во всем теле, особенно в руках и ногах. Наиболее сильная энергия – в и вокруг рта и глаз. Эти физические характеристики соотносятся со специфическими уровнями нейро-моторной зрелости. Глубокие внутренние мышцы позвоночника и мышцы туловища ребенка до 6 месяцев еще не способны удерживать его тело выпрямленным  в положении сидя в течение какого-либо длительного периода времени. Эти же мышцы не могут удерживать тело взрослого человека с оральной структурой в прямом положении, когда он сидит или стоит. Младенец научается координации мышц шеи, глаз и головы в течение первых пары месяцев. Соответственно взрослый человек с оральной структурой использует положение шеи и головы для компенсации слабой несущей способности туловища.

     Неудовлетворенность поздней оральной структуры связана со страданием ребенка, потому что его  потребности и чувства неверно «прочитываются» взрослым и он неправильно на них реагирует. При этом обычно у ребенка есть опыт раннего взаимодействия, что его более ранние, менее сложные и разнообразные потребности «читались» и «встречались» лучше. Поэтому взрослый с оральной структурой не доверяет достоверности и истинности того, что ему дают, или ожидает, что это у него заберут без предупреждения. Это противоречит его глубокому желанию близкого и волнующего взаимодействия. В Хакоми (Weiss, 2003) считается, что у этой структуры достаточно решимости и силы полностью «вычеркнуть из памяти» возможность поддержки со стороны других людей и полагаться только на самого себя: «Я больше никогда не обнаружу своего сильного желания и буду вечно переживать свою боль».

     Другое следствие неверного считывания взрослым потребностей ребенка – неправильная идентификация им своих потребностей и чувств. Ребенок развивает схемы «существования с» через резонанс и интерактивные реакции. Схема, основанная на неправильном отзеркаливании, не может его удовлетворить. При этом он не может регулировать ни свое аффективное состояние, ни взаимодействие. Основываясь на созданных в детстве неправильных схемах, взрослый знает, что ему надо и что он должен получить, и знает также, что он получит не то, и что все закончится фрустрацией. Это означает, что все попытки удовлетворить его, обычно окажутся полностью или частично неуспешными. Он будет молча раздражаться, потому что не доверяет ничему, что ему не было дано спонтанно, или нетерпеливо «поправлять» других, пока не получит в точности то, чего хочет. В обоих сценариях будут потеряны сенситивная двухсторонняя настройка и исследование, что наилучшим образом соответствовало бы внутреннему состоянию, и «правильное следующее действие». По Стерну это соотносится с взаимодействием ребенка с не-настроенной матерью, потерянным танцем, невозможностью найти обратную к нему дорогу и опытом, что все попытки отыскать контакт выталкивают его прочь из контакта.

     ОРАЛЬНЫЙ СОМАТИЧЕСКИЙ ПАТТЕРН

     Возраст формирования: 0-18 месяцев (бодинамика).

     В большинстве систем носит название оральная стадия развития.

     Этот ребенок сидит, но его позвоночник еще недостаточно силен, чтобы удерживать тело в вертикальной позиции. Он обессилен, его голова неуклюже поднята под углом вверх для установления контакта с глазами взрослого. Все за исключением положения головы отражает моторный паттерн младенца в микро-депрессии, паттерн коллапса. Такая соматическая организация ранней стадии данного возрастного периода определяет «оральную позу» взрослого человека.

    «Оральная структура приобретает свою форму тела под влиянием угрозы бросания, оставления в одиночестве» (биоэнергетика).

     У взрослого человека ослабленная, коллапсированная спина, голова падает вперед, потому что он жадно тянется глазами в мир, его руки и ноги пассивны. В положении стоя ослабленный позвоночник образует ‘S’- образную кривую, по сравнению с ‘C’- образной кривой позвоночника младенца. Создается общее впечатление низкого тонуса и отсутствия силы в теле, особенно в руках и грудной клетке. Такая поза в соматических системах структур характеров читается как коллапсированная, но удерживающая себя от переживания чувства брошенности, оставленности.

   

 (Картинки зарисованы с фотографий в работах Bentzen (1968) и  Hviid (1992).

8-15 месяцев, орбитофронтальная эйфория, внутренние репрезентации и психопатическая структура

     К концу первого года жизни происходит мощное развитие мозга. В возрасте 8-15 месяцев в мозге происходит сильное сокращение синаптических связей. Выбраковываются неиспользуемые связи. Такое сокращение происходит в детстве несколько раз, возможно оно связано с качественными скачками в аффективной и когнитивной организации мозга.

     В районе 9 месяцев ребенок уже может справляться с гораздо более высокими уровнями удовольствия и возбуждения, в частности в интенсивном контакте с матерью. В 10-13,5 месяцев наблюдается сильное нарастание позитивного и уменьшение негативного аффектов (Sсhore, 1994, p.132). Неврологически такой сдвиг в сторону позитивного аффекта отражает развитие постоянно работающих дофаминовых контуров [7], идущих от лимбической системы в орбитофронтальную кору. Орбитофронтальная кора играет центральную роль в установлении связей между внешними событиями и внутренними состояниями и чувствами. Правая доля, связанная в основном с переработкой эмоционального опыта, больше левой по размеру и имеет более сильные связи с лимбической системой, чем левая.  

     Созревание правого мозга позволяет ребенку формировать внутренние схемы различных эмоциональных проявлений матери, связывая их с собственными сенсорными и аффективными реакциями. Кроме того, у ребенка развивается чувство времени и временных связей. Это позволяет ему формировать основанную на опыте репрезентацию событий и ожидание будущих событий, что он использует для направления своих действий. Другими словами, благодаря работе орбитофронтальной коры у ребенка развивается постоянство объекта. Однако полное созревание внутренних схем зависит от развития высоких уровней дофаминового возбуждения, возникающего во взаимодействии со взрослым, т.е. оно может нарушаться недостаточным или избыточным возбуждением.  Burton and Levy (1991, цит. по Sсhore, 1994, p.191) отмечают, что при недостаточном возбуждении репрезентации мира и объектов остаются примитивными и частичными. Гипервозбуждение, наоборот, ведет к немодулированным (некорректируемым) реакциям гнева. Gaensbauer and Mrazek (1981, цит. по Schore, 1994, p.207) описывают, как мать, дразня своего ребенка, может спровоцировать у него злость или даже состояние немодулированного гнева.

     При изучении млекопитающих выявлено, что аффективный отпечаток взаимодействия со взрослой особью связан с локомоцией (двигательными актами), детеныш прыгает на взрослого, игриво преследует и атакует мать. Похоже, все это соотносится с формированием постоянных объектных отношений. С точки зрения психо-моторной организации человеческий детеныш способен к независимому передвижению к 10 месяцам, когда он начинает ползать на четвереньках и ходить, автономно исследуя мир. При этом ребенок часто возвращается к матери или ухаживающему за ним взрослому, прикасается и льнет к ним. Этот важный период бондинга младенца и матери соответствует периоду практики у Малер [8], а такое поведение метко называется «психологической подзаправкой» (Mahler, Pine & Bergman, 1975).

     На этой стадии автономии ребенка значительно возрастает сложность внутренних психических и межличностных процессов. Системы, описывающие характеры, фокусируются на различных аспектах этого сложного и запутанного характера.

     В биоэнергетике основной темой психопатической структуры считается «право быть свободным (от манипулятивных потребностей других людей)», а соматический паттерн как напряжение для «удержания себя от падения». В Хакоми психопатическая структура связывается с длительным процессом формирования образа себя и обучению честности по отношению к своим потребностям, слабостям, намерениям и чувствам. В бодинамике  описывается активно меняющая деятельность  структура автономии, связанная с возбуждением ребенка по поводу его импульсов, идей и настойчивости в следовании своим собственным желаниям. Это немодулированное возбуждение фазы практики служит основой для более позднего исследования мира и проявляется, в том числе, в следовании социальным и сексуальным импульсам [9].

     Ребенку, начинающему практику исследования мира, нужна помощь в модуляции состояний повышенного возбуждения, а его мать может быть к этому не готова. Неотрегулированное высокое возбуждение приводит к дезорганизации. Непроизвольное возбуждение и страстная увлеченность может привести ребенка к продолжению активности, например, он будет ползать или ходить, пока не начнет плакать от усталости. Но даже и тогда он не сможет остановиться сам.

     Одна из движущих сил образования психопатического характера ребенка заключается в его отношениях с сильно манипулирующей матерью. Она убеждает ребенка, что он может со всем справиться сам. Она отрицает его беспомощность или боится ее, игнорирует его нужду и слабость, делая акцент только на его сильных сторонах. Одним из базовых научений данной стадии является тестирование реальности и соответствующая модификация внутренних схем мира и взаимодействий. Если мать не помогает ребенку в тестировании реальности, он сохраняет грандиозный и нереалистичный образ себя и своих способностей.

     В другой теории описывается, что мать сама перевозбуждается от достижений ребенка и чрезмерно идентифицируется с ним. Это означает, что вместо контейнирующей, разделяющей и регулирующей матери, ребенок встречается с эскалацией возбуждения, которое переполняет его. Подхваченный волной материнского аффекта, он теряет ощущение собственных чувств и направления деятельности. Потом он начинает избегать взаимодействия с такой чрезмерно стимулирующей матерью, и в отсутствии регулирующего контакта формирует неполные, обрывочные схемы своих внутренних состояний и эмоций. Ведомый внутренним высоким уровнем дофамина, он погружается в симпатическое возбуждение и интенсивную деятельность, отрицает свои вегетативные потребности, удовлетворение коих приведет его обратно к матери, к которой у него уже  амбивалентное отношение.

     У взрослого с психопатической структурой такое возбуждение проявляется в постоянном и страстном движении вперед, к следующей деятельности. Он не оставляет себе времени на рефлексию, завершение и переваривание. Он вечно пребывает в возбуждении и энтузиазме, что бы он ни делал, и этот энтузиазм заразителен. Он очень сопротивляется негативным чувствам, как только ему становится скучно, переключается на что-то другое, создавая в других неприятные или амбивалентные чувства по отношению к своей деятельности. Он сразу же забывает или подавляет негативные чувства и забывает негативные взаимодействия. Его трудно связать обещанием, заставить что-то сделать или скорректировать его действия. Если попытаться это сделать, он может реагировать сильным гневом. Эта структура соответствует высокому возбуждению дофаминовой гиперактивности, которую мы наблюдаем в фазе практики.

     Внутренняя репрезентация себя и мира связана с убеждением, что он все должен сделать сам. А кто еще? Он может помогать другим людям, но не чувствует, что ему самому нужна помощь. Он не распознает того, что может в чем-то нуждаться, или что его действия не адекватны. Для этого у него просто нет схем или они не полны. А под этим всем лежит страх быть поглощенным матерью.

     Соматические паттерны психопатической структуры: напряженные ноги, зажатый таз, тенденция ходить на носочках и приподнимать тело вверх за счет плечевого пояса. У него магнетический взгляд и очень обаятельные манеры, выражены смещение энергии вверх и тенденция к моторной и вербальной активности.

     Ребенок этой стадии ходит, опираясь на передние части стопы. Он использует руки и плечи для сохранения баланса, действия с предметами и игры с людьми. Его тело устремлено «вверх» и его приводит в восторг поднятие вверх на высокие предметы, к ужасу родителей он любит залезать на лестницы, стулья, кухонные столы и даже холодильники. Для этой стадии также типичны харизматичность, возбуждение и различного рода бормотание, болтовня и прочая вербализация.

 

     ПСИХОПАТИЧЕСКИЙ СОМАТИЧЕСКИЙ ПАТТЕРН

     Возраст формирования: 8 месяцев -2.5 года (бодинамика).

     Согласно Хакоми, возраст формирования этой структуры продолжается до 4 лет, до развития у ребенка образа себя во взаимодействии с образом, поддержанным другими людьми.

     Ребенок переполнен возбуждением. Он страстно сфокусирован вовне, он увлекается сам и увлекает других. Он уже может ходить, но его ноги еще не полностью выпрямлены для выполнения своей функции и для поддержания баланса он использует кисти, руки и плечи. Его энергия устремлена вверх. Если его ноги вовремя не стабилизировались, он может продолжать ходить на носочках, испытывая проблемы в развитии нормальной походки и полноценного отталкивания.

     «Психопатическая структура приобретает свою форму тела под влиянием угрозы падения» (биоэнергетика).

     Соматическая организация взрослого мужчины на рисунке, похожа на организацию ребенка, изображенного рядом. У него переразвитые, квадратные плечи, напряженный таз и тонкие ноги. Он стоит на передней части стопы, мало распределяя или совсем не распределяя вес тела на пятки. Хотя на рисунке этого не видно, он поддерживает баланс тела, делая множество едва заметных движений. У него магнетический и привлекающий, если не цепляющий, взгляд. При телесном считывании его поза может быть проинтерпретирована с точки зрения дисбаланса верхней и нижней частей тела, возможно это происходит для избегания страха и амбивалентности по отношению к поддерживающей поверхности пола. Такое отношение к заземлению часто считается   ключом к пониманию их отношений с матерью. 

 

(Картинки зарисованы с фотографий в работах Bentzen (1968) и  Hviid (1992).

    

     Второй год жизни, регуляция торможения и мазохистская структура

     В начале второго года жизни коренным образом меняется динамика развития и взаимодействия ребенка с окружающим миром. В предыдущие месяцы все доставляло ему огромное количество удовольствия. Приятное, обусловленное дофамином возбуждение, теперь сменяется периодами тревоги, депрессии, стыда, связанными с активностью гипоталамо-гипофизарно-адреналовой системы (HPA), которая начинается между 12 и 14 месяцами после рождения.  С этого момента заканчивается период практики в психодинамическом развитии ребенка и начинается период воссоединения.

     Эта фаза развития ознаменована началом  развития у ребенка способности к социальному торможению, в котором важное место занимает развитие чувства стыда. Такое сильное колебание от позитивного симпатического к направленному на снижение стресса парасимпатическому состоянию связано с дальнейшим развитием фронтолимбических структур (отвечающих за регуляцию аффекта) и орбитофронтальной области коры (отвечающей за формирование постоянства репрезентаций себя и объектов и за когнитивную оценку эмоций). Боязливость, депрессия, чувствительность и сепарационная тревога, характерные для этой стадии, совпадают с описанием возникновения  адренокортикальной функции. Эти аффективные состояния запускаются пока еще не установившейся нормальной регуляцией, а также взаимодействиями с другими (в основном с матерью), в которых присутствует чувство стыда.

     Некоторые авторы в связи с этим говорят о сдвиге в отношениях от заботливого кормления и воспитания к социализации. Tulkin & Kagan (1972) пишут, что 90% взаимодействий 10-месячного ребенка сосредоточены вокруг любви и позитивного подкрепления и только 5% - вокруг всевозможных ограничений. В возрасте 14 месяцев ребенок около 6 часов в день занят исследованием мира, и процент ограничивающих его действия контактов значительно увеличивается.  Мать 11-17 месячного ребенка останавливает его деятельность практически каждые девять минут (Power & Chapiesky, 1986,  цит.  по  Schore, 1994, p. 200).  Это означает, что ребенок будет искать все новые пути делать то, что ему хочется, а родители будут стараться не позволить ему этого делать. Многие авторы замечают, что один из наиболее действенных способов регуляции действий ребенка – стыд. Шор пишет, что вытекающая из такого взаимодействия фрустрация (не у родителей, а у ребенка) и внутренний стресс запускают дальнейшее созревание коры.

     Смятение, смущение и стыд впервые можно заметить у ребенка в возрасте 14 месяцев (чего абсолютно не было, когда ему было 12).

     Вот примерный сценарий развития стыда: предпринимая очередную «вылазку» в мир, ребенок нашел на траве что-то прелестное, мягкое и сладкое на вкус. Он несет это «что-то» к матери. Он очень возбужден и предвосхищает удовольствие от ее восхищения. Мать смотрит с гримасой отвращения и кричит: «Нет!  Нельзя! Это плохо! Грязное мороженое!». Это типичная неправильная регуляция состояния ребенка вследствие неверной настройки на него матери. А ведь он хотел поделиться своей радостью, «воссоединиться» с матерью.

     Ребенок резко «выдернут» из состояния приятного, высоко заряженного дофаминового симпатического возбуждения и неожиданно (для него) «брошен» в стрессовую парасимпатическую вагальную активацию. Его возбуждение резко тормозится, сердцебиение замедляется, туловище и конечности теряют тонус, голова никнет, а лицо заливает краска стыда. У него могут даже «подломиться» ноги. Он чувствует себя потерянным, а мама вдруг ведет себя как чужая. Его незрелая нервная система еще не знает, как справиться со всем этим. И для него жизненно важно, чтобы мама смогла регулировать его состояние, вывести его из этого сильного чувства стыда. Возможно, ребенок постарается снова наладить контакт с матерью, чтобы восстановить потерянный поток, а вместе с ним и приятные внутренние чувства. Если все пойдет хорошо, мать снова настроится на ребенка, скорректирует свое поведение и останется с ним в контакте, пока он снова «не встанет на ноги». Через такое взаимодействие ребенок  переработает конфликт, «встроит» в картину мира возможность возникновения конфликтов и болезненных для эго чувств, а также возможность их исцеления. Чувство постоянства объектов и их репрезентаций сохранится и станет глубже.

     Типичная картинка более позднего возраста: ребенок направляется к чудесной грязной луже, а мать, находившаяся на некотором расстоянии от него, обрывает разговор с приятельницей, хмурится и смотрит на него с большим неодобрением. Поскольку ребенок очень чувствителен к материнским невербальным сигналам, он их ловит, останавливается и меняет направление движения. Запретительные нормы уже становятся частью их диалога и регулируют его. Ребенок интернализует материнские нормы, и процесс социализации движется вперед.

     В возрасте примерно 18 месяцев сигналы стыда становятся внутренней системой руководства к действию (Greenspan, 1988). Теперь, направляясь к луже, ребенок сам может остановиться, вспоминая неодобрение матери, имитировать в себе это неодобрение, пережить некоторую внутреннюю борьбу между желанием и торможением, и, в конце концов, изменить направление движения.

     Согласно новейшим психоаналитическим теориям (Schore, 1994) считается, что социализирующие функции стыжения и стыда являются сердцевиной развития ощущения self. Они описывают младенца, как существо, живущее в сноподобной действительности до тех пор, пока стыдящий родитель и эмоциональная реакция ребенка на то, что его стыдят, не «выбросят» его в полное бодрствование. Интересно, что в контексте образования  и раннего развития эго, многие теоретики говорят о стыде, который погружает нас на уровень диссоциативной вагальной активации, как о наиболее интенсивном кинестетическом чувстве из всех испытываемых нами (Sсhore, 1994).

     На этом жизненно важном этапе развития ребенка между ним и взрослым может происходить патологическое взаимодействие. Нерегулируемое родителями выражение гнева и презрения вызывает в ребенке сильное и беспросветное чувство стыда и унижения. Неправильное обращение с детьми (и детское насилие) систематически сопровождается полными стыда и унижения отношениями  (Kaufman, 1989, M. Lewis, 1992, цит. по Schore, p. 207). Если стресс этого периода слишком переполняет ребенка, он может «застрять» в вагальном состоянии сниженной  двигательной активности и отсутствия интереса к окружающему и в общей активации  состояния тревога-стыд-опустошение.

     В описании характера данного возраста биоэнергетика направляет фокус внимания на право ребенка самому определять направленность деятельности и паттернах напряжения, уберегающих ребенка от чувства унижения и стыда. В Хакоми утверждается, что для мазохистского характера  внутренне присущи чувства ответственности и свободы, и что его телесная структура характеризуется приземленностью и сдерживанием «полета». Обе системы часто видят психопатическую и мазохистскую структуры характеров как взаимодополняющие.

     В бодинамике говорят о праве на выборы и развитии воли. Структура формируется под влиянием стыда, вины и повышенной ответственности. Угроза праву делать самостоятельные выборы приводит к формированию  ранней позиции структуры воли (такой характер в бодинамике носит название «приносящий себя в жертву»).

     Хотя одно время предпринимались решительные попытки различения чувств стыда и вины, сегодняшние исследования показывают, что с точки зрения неврологического процесса чувство вины представляет собой позднюю модификацию чувства стыда.  Чувство вины обычно более специфично и локализовано, а чувство стыда - более глобально, глубоко и всеобъемлюще. Возраст формирования мазохистской структуры традиционно соотносится с анальной стадией (согласно бодинамике – с 2 до 4 лет). Поскольку поза тела ребенка связана с аффективными процессами социализации и стыда, начинающимися около 14 месяцев после его рождения, представляется обоснованным считать этот возраст «формативным окном» данной структуры.

     Считается, что формирование мазохистской структуры происходит следующим образом: человек, осуществляющий заботу о ребенке (часто мать), сверх-контролирует его, придирается, испытывает в его адрес гнев и стыд, а ребенок реагирует чувствами стыда и вины. Он становится тревожным и осуждает себя, отступает от отстаивания своих прав, как в деятельности, так и в отношениях. Ему страшно заявлять о себе, и он направляет свой гнев внутрь себя.

     Во внутренних репрезентациях себя и мира, ребенок видит себя несовершенным, а иногда и дефектным. Он застревает в борьбе за то, чтобы быть хорошим, и униженно чувствует себя неудачником. Он видит, что его неудачи становятся причиной всяческих бед – своих собственных травм и несчастий, материнской боли и болезней, и других непостижимых его уму катастроф. Его представления о мире и себе гораздо более сложны, чем у более ранних структур, потому что эта структура охватывает более поздние и более разнообразные области когнитивного развития. Поскольку способность к формированию представления об объектах у ребенка с мазохистской структурой  достигает уровня начала установления причинных и временных связей, его часто сковывает страх будущего и возможных последствий его действий. Он держится в тени, послушен, боится выборов и независимых действий. Он взваливает на себя груз обязанностей и либо терпит неудачу, либо  ведом страхом возможной неудачи.

     В биоэнергетике и Хакоми так суммируют основное убеждение этой структуры: «Послушание и смирение  – это цена близости».

     Такое описание соответствует неврологической динамике активации гипоталамо-гипофизарно-адреналовой системы (HPA) и связанными с этим тревогой, беспокойством и постоянным уровнем стыда. На этом основана слабость позвоночника и сутулость, как у пристыженного ребенка. Его ягодицы подобраны («хвост под себя»), а плечи направлены вверх и вперед в стремлении защититься.

     Другой аспект этой структуры – ощущение тяжести. В возрасте 2 лет ребенок начинает осваивать равновесие и совершенствует контроль за крупными движениями. Ему нравится носить предметы, он часто проверяет себя, стараясь переносить слишком тяжелые для него  вещи. Он будет активно включаться в «помощь маме», практикуя выход в мир ответственности. Ребенок с мазохистской структурой обычно взваливает на себя физические и эмоциональные нагрузки, но его отношение к ним амбивалентно. С одной стороны, он хочет делать все правильно. С другой – чувствует себя перегруженным, подавленным и сбитым с толку взятыми на себя обязательствами.

     МАЗОХИСТСКИЙ СОМАТИЧЕСКИЙ ПАТТЕРН

     Возраст формирования: 2-4 года (бодинамика).

     В Хакоми считается, что эта стадия начинается, когда ребенок становится автономным, учится ходить, свободно двигаться и отстаивать свои права.

     Ребенок на рисунке переживает острое состояние стыда. Он ссутулил плечи, у него несчастное полное стыда лицо, он сжался, сидя на полу. Его голова и плечи втянуты в туловище, руки и ноги согнуты. Поскольку моторный контроль его ног еще не полностью развит, ему будет трудно стоять и ходить в таком состоянии, и у него будет тенденция ослаблено сползать на пол или к земле.

     “Мазохистская структура приобретает свою форму тела под влиянием угрозы унижения» (биоэнергетика).

     Взрослый находится в похожем состоянии нейромоторной организации. Его спина и шея сутуло наклонены вперед, «хвост поджат». Выражение лица – оправдывающееся, извиняющееся и страдающее, и, возможно, также сердитое. Руки и ноги согнуты. Кажется, что вес тела смещен вниз, под действием невидимого хомута на плечах и невидимого груза в руках.

     При телесном считывании его поза может быть описана как согнутая под грузом ответственности, с поджатым от стыда хвостом. А его солнечное сплетение, традиционно связываемое с достоинством и личной силой, как ослабленное (или как принято говорить, в коллапсе).

     В биоэнергетике и бодинамике описывается поздняя позиция этой структуры – садистическая (в бодинамике – осуждающая структура воли). Оба подхода описывают одинаковую внутреннюю дилемму. Но, если мазохистская структура покоряется для получения близости, садистская отвергает близость и покорность и выбирает самоутверждение и одиночество. Она контролирующая, осуждающая. В бодинамике (Bentzen et al., 1996) описывается, что ребенок этой позиции уходит от само-коррекции к критическим замечаниям, обвинениям, наказанию и стыжению других людей и их поведения. Биоэнергетика описывает эту структуру как смешанную с  более поздней, ригидной структурой, у которой есть проблема в открытии своего сердца навстречу другим. В Хакоми этот же феномен считается выражением элементов психопатической структуры. В бодинамике утверждается, что дилемма ребенка этого возраста заключается в том, что ему не дают ни личных полномочий, ни близости. В ранней позиции («приносящий себя в жертву») ребенок отказывается от своих полномочий и силы и чувствует себя пристыженным, пришибленным, угнетенным, а глубоко под этим всем, обозленным. В поздней («осуждающей») он отказывается от близости, становится холодным, контролирующим и злым. Поза его тела сходна с позой классической мазохистской структуры, но выражает гнев, позвоночник позади солнечного сплетения не в коллапсе, а агрессивно выпрямлен.

  

 (Картинки зарисованы с фотографий в Интернете и из частных коллекций).

    

Второй год жизни: влияние генитального сенсорного созревания и гонадостероидов  [10] на мозг и взаимодействие с другими; ригидная структура

     Доминирующий аспект гендерной дифференциации связан с уровнем половых гормонов, который очень высок при рождении, потом медленно понижается, пока снова резко не вырастает в период полового созревания.

     С самого рождения в теле младенца циркулируют половые гормоны и их уровень высок. «Есть впечатляющая база доказательств о связи ранних гонадостероидов с установлением полового диморфизма в созревающих лимбической системе и коре, включая орбитофронтальный кортекс (Schore, 1994). Неврологическое и психосоциальное влияние этих гормонов на младенца свидетельствует о том, что социально-половая идентификация начинается уже с рождения. Гендерная идентификация в большой степени зависит от социальных взаимодействий. «Питающий» контакт повышает уровень гонадостероидов в кровообращении ребенка. Они высвобождают генетически заложенный потенциал и инициируют связанную с полом дифференциацию в коре и мозговых контурах. Половые различия, которые начинают развиваться в пренатальном периоде, в течение нескольких лет жизни ребенка становятся постоянной частью мозговой активности. Эти различия касаются регуляции сексуальности, агрессивности и других эмоций, а также пространственной координации. Кроме того, половой диморфизм распространяется на дифференциацию  и, соответственно, разное использование правого и левого полушарий, аффектов, а также вербальной и невербальной обработки информации.

     В середине второго года жизни ребенок может правильно идентифицировать мальчиков и девочек. В возрасте около 14 месяцев гендерный процесс в ребенке развился до такого уровня, что и на уровне мозга, и на уровне ощущения себя, он точно знает свой пол, и это знание не подлежит пересмотру (Schore, 1994). Им уже интернализованы модели мужественности и женственности, а также его собственной идентификации (Schore, 1994), и родители с удовольствием реагируют на ролевые гендерные игры, вознаграждая мальчиков за исследовательское поведение и игру с предметами, а девочек за тихую социальную активность (Fagot, 1975, O’Brien & Huston, 1985).

     Считается, что функциональное созревание моторной и сенсорной системы ног, тазового дна и гениталий на втором году жизни ребенка происходит очень быстро. К 18 месяцам он  очень интересуется своими половыми органами, прикасаясь к ним и выставляя напоказ (Kleeman, 1966, 1975). Приятный контакт глазами с другим человеком запускает у него возбуждение в области гениталий и стимулирует его на нежные поглаживания. К этому времени у ребенка уже запущена в течение нескольких месяцев реакция стыда. Эти две динамики: наслаждение и стыд неразрывно связаны, потому что одно из центральных взаимодействий этого периода заключается в реакции родителей на игру ребенка со своими гениталиями (Nathanson, 1987). Стыд – основная часть регуляции сексуального драйва.

     Заканчивается период практики, согласно Шору заканчивается также период импритинга за матерью. Ребенок начинает устанавливать более глубокие отношения с другими людьми помимо матери и приобретает первый опыт отношений в треугольнике. Этот процесс установления отношений с другими людьми и предметами начинается в середине первого года жизни, но только сейчас ребенок активно ищет контакта с другим взрослым и другим ребенком и экспериментирует с ними. В отношениях с родителями ребенок начинает тянуть в себе одного и отталкивать другого. Он может некоторое время (минуты или дни) поддерживать определенный баланс в треугольнике, но раньше или позже постарается создать другую конфигурацию и «переключится» на другого родителя. В этом процессе он частично мотивирован желанием проверить свою власть над ситуацией, но также пытается «наполниться» разными качествами альянсов, заявляя свои права на одного родителя и отодвигая другого. Объединяться с папой не то же самое, что с мамой. Шор упоминает теорию «отцовского импрининга» (1994, p 267). Этот процесс начинается как раз в середине второго года жизни, что соответствует процессам, описанным в эдиповой стадии, которая согласно общепринятой точке зрения начинается в середине дошкольного детства. Нам же кажется уместным считать началом гендерной идентификации и взаимодействия рождение или, по крайней мере, возраст 18 месяцев, когда начинается сенсорное созревание гениталий и экспериментирование с треугольниками в отношениях.

     В соматических подходах по-разному понимаются структуры характеров, складывающиеся в период дифференциации пола [11]. Взгляды биоэнергетики, бодинамики и Хакоми сходятся в общих чертах только в вопросах позы тела и динамики развития личности, обладающей ригидно-фаллической структурой. Во взглядах на другие структуры эдипальных характеров у этих трех подходов мало общего, поскольку они фокусируются на различных сочетаниях эдипальной структуры с чертами оральной, психопатической, мазохистской или шизоидно-истерической структур. Причиной этой путаницы может быть тот факт, что нейроаффективные истоки шизоидной, оральной, психопатической, мазохистической и эдипальной структур тесно связаны и переплетены, а время их формирования частично перекрывается. Биоэнергетика, бодинамика и Хакоми фокусируются на различных кластерах личностных и физических (постуральных) характеристик, которые появляются и перемешиваются в течение первых 18-24 месяцев жизни ребенка, в то время как в психодинамической традиции считается, что эти паттерны развиваются последовательно в течение шести лет! Как уже упоминалось, обычно считается, что этот процесс начинается в районе трех лет, хотя в Хакоми утверждается, что это происходит гораздо раньше, месяцев с четырнадцати, когда ребенок может понимать гендерные различия.

     Ригидно-фаллическая структура связывается с проявлением себя, как в сексуальной реализации, так и в ориентированной на выполнение задачи деятельности. В Хакоми и биоэнергетике описывают человека с этой структурой как усердного и сверх-фокусированного. У него много энергии и возбуждения, гораздо больше, чем у людей с другими структурами характеров. Он организует себя вокруг внутреннего переживания необходимости быть взрослым, достигать, проявлять себя. Он боится открывать свое сердце другому человеку, чтобы не быть отвергнутым. Он боится открыться, расслабиться и потерять контроль. Поэтому, несмотря на очень высокий уровень достижений, он не может достичь удовлетворения и расслабиться. B биоэнергетике и Хакоми описывают обе ригидные структуры (фаллическую и истерическую) для обоих полов, но биоэнергетика  считает ригидно-фаллическую структуру более характерной для мужчин, а истерическую – для женщин, хотя эти культуральные паттерны сейчас меняются. У описанной в бодинамике соблазняющей позиции большая заряженность в области таза и гениталий, а их грудь и сердце предусмотрительно закрыты, что соответствует описанию фаллической структуры в Хакоми и биоэнергетике. Бодинамическая романтическая позиция соответствует  истерической в биоэнергетике.

     В Хакоми и биоэнергетике в фаллической структуре есть традиционное для эдиповой фазы соответствие между гендерной ролью и достижениями. В бодинамике же, вдохновленной работами Эрика Эриксона, вопросы пола и достижений разделены. Последние отнесены Эриксоном в его работе “Age of Industry” (1950) к дошкольному и школьному возрастам. Эти более поздние темы не будут описаны в данной статье.

     Согласно бодинамике ключом к пониманию гендерной индентификации на эдипальной стадии является качество взаимодействия и соотнесенной с ним идентичности в семье ребенка. Если родители считают ребенка сексуальным (плохим или хорошим), он отождествит себя именно с такими характеристиками. Если они определяют его как милого, любезного, любящего (сердечного) и не-сексуального (хорошо это или плохо), он «присвоит» эту идентичность.

     В Хакоми считается, что фаллическую структуру формирует убеждение, что ребенок недостаточно хорош, чтобы занять свое месте в мире взрослых людей. Просто «быть» не достаточно и вообще он «не достаточен». Одна из основных линий, ведущих к образованию фаллической структуры, заключается в том, что обычно отец такого ребенка отвергает его и заставляет чувствовать, что он «ниже» (по способностям, уму и т.д.). Ребенок старается «быстрее вырасти», занять взрослую гендерную роль и принять соответствующую этой роли ответственность. Другая движущая сила образования такой структуры – требование родителей, чтобы ребенок был «маленьким мужчиной» или «маленькой леди». Любовь и принятие родителей зависят от того, насколько хорошо ребенок справляется с этими требованиями.

     Для фаллической структуры характерна следующая репрезентация себя и мира: он в полной мере чувствует себя живым и самим собой, только когда занят выполнением какой-то задачи или сразу после ее выполнения. Он чувствует, что должен достигать и старается быть совершенным мужчиной/женщиной/руководителем/врачом/танцором и т.д. Другие будут любить и признавать его, только если он успешен. Говоря другими словами, перед человеком с этой структурой стоит вопрос: будет ли он достоит любви и признания?

ФАЛЛИЧЕСКИЙ СОМАТИЧЕСКИЙ ПАТТЕРН

  

 (Картинки зарисованы с фотографий из Leach (1998), Hviid (1992) и из частных коллекций).

    

     Возраст формирования: 3-6 лет (бодинамика).

     Хакоми утверждает, что данная структура появляется, когда ребенок становится достаточно взрослым, чтобы осознавать половые различия.

     На рисунке изображены дети 4-5 лет, в возрасте, традиционно относящемся к эдиповой стадии.

     Поза девочки показывает одновременно и открытость, и невинный флирт. Ее головка наклонена, а выражение лица игриво приглашающее. Плечи и область груди, традиционно связываемые с сердечными чувствами, до некоторой степени ослаблены, а таз и область гениталий наполнены и немного перегружены. Ее грудь кажется маленькой и немного хрупкой. Она сочетает в себе характеристики смешанной ригидной структуры согласно биоэнергетике, истерической структуры согласно Хакоми  и некоторые черты  романтической структуры согласно бодинамике.

     Мальчик длинноногий с типичной для среднего детского возраста прямой осанкой, с выраженными изгибами позвоночника, его ноги напряженные, прямые и мускулистые. Он производит общее впечатление энергичного и присутствующего ребенка. Плечи и руки выражают нейро-мышечную «готовность» что-то делать.

     “Ригидная структура приобретает свою форму тела под влиянием страха капитуляции» (биоэнергетика).

     У взрослого справа похожая соматическая организация. У него прямая и уверенная в себе поза. Сильно выражен прогиб позвоночника в пояснице, колени заперты, а плечи и руки выражают готовность к действию. У него симметричное, сильное и контролируемое тело. Лицо напряжено.

     Согласно телесному считыванию в его позе много жизненной энергии, но он использует ее, чтобы сохранять контроль над происходящим, быть сверху и достигать, достигать, достигать. Он удерживает себя от переживания страха подчиниться более мягким чувствам, быть уязвимым.

     Не удивительно, что характеристики позы фаллической и истерической структур резюмируют некоторые гендерные стереотипы нашей культуры. У фаллической структуры прямая поза с пропорциональной напряженной грудной клеткой и напряженный заряженный таз. У этого характера прямая или с выраженным поясничным изгибом спина и прямые ноги. Он производит общее впечатление «хорошего солдата» (Хакоми), «Тореадора» (бодинамика), «рыцаря» в кольчуге или в броневых доспехах (биоэнергетика).

     Бодинамические структуры этой стадии называются «романтическая» и «соблазняющая». У романтической наблюдается чрезмерная активности или открытость в области груди и сердца, осиная талия, избегание чувств и ощущений в области гениталий и таза, преувеличенный акцент на идеалах и любовных чувствах. Поза тела схожа с описанной в биоэнергетике истерической структурой. У соблазняющей позиции перезаряженный таз и гениталии,  и задевающая (оскорбительная), сдержанная закрытость в области груди и сердца. Это соотносится с ригидной фаллической структурой в биоэнергетике.

     Хакоми описывает эдипальную истерическую структуру, как экспрессивную и цепляющуюся, подобно тому, как определяют истерическую (образованную в раннем возрасте и противоположную шизоидной) структуру Лэйк (1966) и бодинамика. Взрослый человек с этой структурой идентифицирован со своими чувствами, очень сенситивен и легко огорчается и расстраивается. Он излишне подчеркивает эмоции и театрален в своих проявлениях. Его легко сбить с толку, привести в смятение, он часто непоследователен. Так же, как и в биоэнергетике, в Хакоми считают, что него есть тенденция использовать сексуальность как форму защиты от глубоких чувств и взятия на себя обязательств. Он может быть неразборчив в сексуальных связях или заниматься сексом с одним партнером, в то время как его сердце принадлежит другому, с которым установлены глубокие товарищеские отношения. Он часто флиртует и соблазняет. Характеристики тела взрослого человека с истерической структурой: «детская» верхняя часть и широкий таз. Плечи, руки и грудь недостаточно развиты и напряжены, у женщин часто маленькие грудные железы. Живот и таз мягкие, широкие и округлые. Поза прямая, голова высоко поднята.

     Все три системы сходным образом описывают динамику образования этой структуры: родители отвергают сексуальность ребенка, возможно потому, что боятся своей собственной сексуальности. Часто один или оба родителя в первые годы жизни вполне контактны, а потом теряют интерес друг к другу и устраняются из отношений. Родители могут также отвергать чувства ребенка и его желание любовной и любящей близости в отношениях или отрицать растущую индивидуальность ребенка.

     Человек с истерической структурой так ощущает мир и себя в мире: он чувствует, что его любовь и другие сердечные чувства недостаточно хороши, что их слишком мало или слишком много; он отчаянно ищет кого-то, кто его примет «таким, каков он есть», но одновременно избегает глубокого включения в отношения, где его сердце уязвимо и может быть ранено другим человеком. В отличие от человека с фаллической структурой, он чувствует боль, обиду и предательство и идентифицируется с ними. Вследствие этого он видит других людей как потенциально прекрасных и одновременно как потенциально способных к предательству, он переживает внутреннюю борьбу между страстным желанием и отвращением.

     В соматических традициях описания характеров обсуждаются некоторые подтипы ранней структуры сексуальной идентичности. Некоторые из них уже были описаны в главе о шизоидно-истерических и генитально-истерических характерах. В бодинамике описывают их телесную структуру сходно с тем, как описывают эдипально-истерическую структуру в биоэнергетике, а в Хакоми – видят некоторые сходные характеристики тела у психопатического характера.

     В биоэнергетике выделяют фаллическо-нарциссическую и пассивно-феминную структуры, говоря о мужчинах, и истерическую и маскулинно-агрессивную, говоря о женщинах. Люди с пассивно-феминной и  маскулинно-агрессивной структурами обладают широким тазом и узкой грудной клеткой/плечами. Телесные описания сходны с описанием тела у истерической структуры в Хакоми и ранней психопатической структурой в бодинамике. Все эти структуры образуются, когда эдиповы паттерны смешиваются с предыдущими оральными или мазохистскими чертами. Если мы принимаем, что социальное формирование половой идентичности начинается при рождении, вероятно, все эти структуры начинают формироваться вместе.

     Как уже упоминалось ранее, половые гормоны, играющие решающую роль в последующей половой идентификации, активны при рождении. Их выработка регулируется во взаимодействии со взрослым в начале т.н. орального процесса.

     В период практики генитальная чувствительность и генитальный интерес продолжают развиваться и совершенствоваться. В жизни ребенка переплетаются различные элементы опыта: взаимодействие с близкими, социализация, возбуждение, сексуальность,  торможение деятельности вследствие стыда, обучение гендерным навыкам, дифференциация взаимоотношений с различными людьми и предметами, социальные взаимодействия с большим количеством людей и в более сложных ситуациях.

     Эта сложность отражается в большом количестве точек зрения на развитие характера, связанного с эдиповой стадией. 

     В данной статье я сфокусировалась на психо-моторном и нейроаффективном развитии во время первой волны созревания мозга (от рождения до 2 лет),  которое является первичным «формативным окном» образования характера взрослого человека. Эта точка зрения входит в противоречие с традиционными теориями характеров, в которых  утверждается, что мазохистская и ригидная структуры в значительной степени формируются после двух лет. Мазохистская структура, «вращающаяся» вокруг утверждения и отстаивания себя обычно начинает развиваться в середине второго года жизни ребенка и входит в возраст «этих ужасных двухлеток». Считается, что процесс формирования ригидной структуры начинается в возрасте трех лет. Однако, если взглянуть на особенности неврологического созревания и межличностного взаимодействия, становится ясно, что к концу второго года жизни ребенка уже имеются в наличии все базовые аффективно-личностные компоненты всех пяти традиционных стадий характеров. В следующем параграфе я знакомлю читателя с некоторыми мыслями о том, что влияет на формирование характера после первой волны развития мозга и выходит за рамки данной статьи.

 

     Несколько слов об образовании характеров от 2 лет и далее    

     Абсолютно ясно, что развитие личности не заканчивается к двум годам! Описанные выше структуры продолжают развиваться и дифференцироваться после двух лет и в подростковом возрасте, так как происходит дальнейшее созревание и образование  новых корковых, психологических и соматических компетенций (Giedd, 1999, 2002; Shonkoff & Phillips, 2000), а взаимодействие с ровесниками становится важным фактором развития характера (Shonkoff & Phillips, 2000; Cummins, 2006).

     После двух лет оформляется левополушарная вербальная идентичность, развивается язык, совершенствуется способность к ментализации, т.е.  эмпатическому отражению и рефлексии собственных чувств и действий, а также чувств и действий других людей (Allen, Fonagy & Bateman, 2008, Hart, 2011), что тесно связано с возрастающей устойчивостью к стрессу. Любопытно, что ни в традиционных, ни в соматических теориях характеров не рассматривается различия между формированием вербальной и невербальной идентичности. Влияние процессов формирования идентификации со сверстниками и группой в раннем школьном возрасте на становление характеров рассматривается только Эриком Эриксоном (1950) и в бодинамике. А открытые недавно неврологические изменения, происходящие в пре-пубертатном возрасте и в пубертате (Robinson, 2009, Giedd, 2002, Giedd, Blumenthal et al, 1999), а также изучение преобладающих социальных мотиваций (Cummins, 2006, Dunbar, 1998, de Waal, 2006, Hart & Bentzen, 2012) до сих пор не ассимилированы ни одной психодинамической теорией личности.

     Кроме того, в данной статье структуры характеров связываются с определенными уровнями неврологических процессов, но не надо забывать, что существуют четко выраженные предпочтения и паттерны характеров, которые не являются патологическими, и что у всех нас есть элементы многих, как здоровых, так и сформированных под воздействием стресса, структур характеров.

     И наконец, важным вопросом является корреляция выделенных в соматической психологии структур характеров с валидизированными личностными тестами. Насколько мне известно, за последнее десятилетие были предприняты две попытки сделать это. Фер (Fehr, 2006) указывает на сильную корреляцию между описываемыми в биоэнергетике структурами с общепринятой «большой пятеркой» личностных черт: открытостью опыту, экстраверсией, сознательностью, доброжелательностью, нейротизмом [12]. Глэйзер и Фридман (Glazer and Friedman, 2009) говорят о достаточной корреляции между оценками характеристик биоэнергетических характеров, проведенных различными экспертами, но низкой надежности этих оценок по сравнению  с традиционными показателями личностных качеств.

     Хочется надеяться, что данная статья откроет путь для нового взгляда на некоторые традиционные вехи развития характеров.

 

Источники

Aitken, K.J. & C. Trevarthen (1997). Self-Other Organization in Human Psychological Development. Development and Psychopathology, 9:651-675.

Allen, J.G., Fongy, P., Bateman, A.W. (2008). Mentalizing in clinical practice. American Psychiatric Publishing.

Beebe, B. & F.M. Lachmann (2002). Infant Research and Adult Treatment: Co-Constructing Interactions. Hillsdale: Analytic Press.

Bernhardt, P., Bentzen, M. & Isaacs, J. (1996). Waking the Body Ego II. Energy & Character, Vol. 27, No.1, pp. 38-50.

Bentzen, B. S. (1963). Børnemotorik [Children's motor skills.]. København: Gyldendals pædagogiske bibliotek.

Bentzen, M., Jarlnaes, E. and Levine, P. (2004). The Body Self in Psychotherapy, a psychomotoric approach to developmental psychology. Body , breath and Consciousness. Ed. I. MacNaughton. North Atlantic Books.

Boadella, D. (1986). Maps of Character. Weymouth, Dorset: Abbotsbury Publications.

Broden, M. (2000). Mor og barn i ingenmandsland [Mother and child in no man's land]. København: Hans Reitzels Forlag A/S.

Burton, L. A. and Levy, J. (1991). Effects of processing speed on cerebral asymmetry for left- and right-oriented faces. Brain and cognition 15, 95-105.  

Chess, S. and Thomas, A. (1996). Temperament. New York: Routledge.

Cuhna, Flavio and James J. Heckman (2010). Investing in Our Young People, in A. J. Reynolds, A. Rolnick, M. M. Englund, & J. Temple, eds., Cost-effective Early Childhood Programs in the First Decade: A Human Capital Integration, Chapter 18, pp. 381-414, New York: Cambridge University Press

Cummins, D. ( 2006): Dominance, Status, and Social Hierarchies. I: Buss, D.M., (red.): The handbook of evolutionary psychology, Hoboken, NJ: Wiley, 676-697

Damasio, A. (1994). Descartes Error: Emotion, Reason and the Human Brain. New York: Grosset/Putnam.

Damasio, A. (1999). The Feeling of What Happens. London: William Heinemann.

De Waal, F. (2006). Our Inner Ape. New York: Riverhead Trade.

Dunbar, R. (1998). The Social Brain Hypothesis. Evolutionary Anthropology: Issues, News, and Reviews, 6 (5), 178-190.

Erikson, Erik H. (1993) [1950]. Childhood and Society. New York, NY: W. W. Norton & Company.

Fagot, B.I. (1975). Sex differences in toddlers behavior and parental reaction. Developmental Psychology 10, 554-558.

Fehr, T. (2006). Multidimensional Bioenergetic Personality Analysis – a statistical approach. The European Journal of Bioenergetic Analysis and Psychotherapy.

Gaensbauer, T.J. & Mrazek, D. (1981). Differences in the patterning of affective expressions in infants. Journal of the American Academy of Child Psychiatry, 20, 673-691.

Gallese, V. (2001). „Shared Manifold“ Hypothesis. From Mirror Neurons to Empathy. Journal of Consciousness Studies, 8(5-7): 33-50.

Gallese, V. & Goldman, A. (1998). Mirror Neurons and the Simulation Theory of Mindreading. Trends in Cognitive Sciences, 2(12): 493-501.

Gallese, V., Fadiga, L., Fogassi, L. & Rizzolatti, G. (1996). Action Recognition in the Premotor Cortex. Brain, 119(2): 593-609.

Gerhardt, S. (2004). Why Love Matters: How Affection Shapes a Baby’s Brain. New York: Brunner-Routledge.

Giedd, J.N. (2002) Inside the Teenage Brain. Interview. Frontline.

Giedd, J.N., Blumenthal, J. et al. (1999) Brain Development During Childhood and Adolescence: A Longtitudinal Study. Nature Neuroscience, 2(10): 861-863.

Glazer, R. & Friedman, H. (2009). The construct validity of the Bio-energetic character typology:  a multi-method investigation of a humanistic approach to personality. The Humanistic Psychologist, vol. 27, issue 1, pp. 24-48.

Greenspan, S.I. (1988). The development of the Ego: Insights from clinical work with infants and children. Journal of the American Psychoanalytical Association, 36 (suppl.), pp. 3-55.

Hart, S. & Bentzen, M. (2012). Jegets fundament – den neuroaffektive udviklings første vækstbølge og de neuroaffektive kompasser. [The foundation of the ego – the first wave of neuroaffective development and the neuroaffective compasses].I: S. Hart (Ed.). Neuroaffektiv psykoterapi med voksne. København: Hans Reitzels Forlag.

Hart, S. (2011). The impact of Attachment. New York: W. W. Norton & Company.  Translated from Danish (2006): Betydningen af Samhørighed. Copenhagen: Reitzels Forlag.

Hviid, T. (1992). Kroppens Fortællinger I Billeder [Body Stories In Photos]. Aarhus: Modtryk.

Hogeveen, J, Inzlicht, M, Obhi, S. S.. (2013). Power Changes How the Brain Responds to Others. Journal of experimental Psychology, 2013 Jul 1.

Ingen-Housz, M. (2003). Private communication. Marianne Ingen-Housz, international trainer in Bioenergetic Analysis, kindly corrected my statements about Bioenergetic Analysis in this article. Any mistakes are mine.

Johnsen, L. (1976). En nøgle til livsglædens skjulte kilde [A key to happiness’ hidden source]. Borgen, København. (Danish edition of Johnsen, L. (1981). Integrated Respiration Theory/Therapy: Birth and rebirth in the fullness of time. Tulsa, OK: Private publication.)

Kagan, J., Snidman, N., Kahn, V., & Towsley, S. (2007). The Preservation of Two Infant Temperaments into Adolescence. Monographs of the Society for Research in Child Development, Serial No. 287, 72(2),p.vii

Kaufman, G. (1989). The psychology of shame. New York: Springer.

Keysers, C. (2011). The empathic brain. Groningen: Social Brain Press.

Kleeman, J.A. (1966). Genital self-discovery during a boy’s second year. Psychoanalytic study of the child, 21. 358-392.

Kleeman, J.A. (1975). Genital self-stimulation in infant and toddler girls. In i. Marcus and J. Franin (eds.). Masturbation (p 77-106). New York: International Universities Press.

Lake, F. (1966). Clinical Theology. London: Darton, Longman & Todd.

Leach,P. (1994). Your baby and child. New York: Alfred A. Knopf.

LeDoux, J. E. (1989). Cognitive-emotional interactions in the brain. Cognition and emotion, 3, 267-289.

LeDoux, J. E. (1996). The Emotional Brain: The Mysterious Underpinnings of Emotional Life. New York, NY: Simon & Schuster.

LeDoux, J. E. (2002): Synaptic Self: How Our Brains Become Who We Are. 2002,

Lewis, M. (1992). Shame: the exposed self. New York: The Free Press.

Lowen, A. (1958). The Language of the Body. New York: Collier Books.

MacIntyre, J., & Mullins, R. (1976). A “New Look” at Character. The Bioenergetic Training Manual for the first year in Bioenergetic Analysis, edited and self-published by Michael J. Maley,

Mahler, M., Pine, F. & Bergman, A. (1975): The psychological birth of the human infant. New York: Basic Books.

Marcher, L. and Fich, S (2010): Body Encyclopedia: A Guide to the Psychological Functions of the Muscular System. Berkely: North Atlantic Books.

Nathanson, D. L. (1987). A timetable for shame. In D.L. Nathanson (Ed.): The many faces of shame. (pp. 1-63). New York: Guilford Press.

O’Brien & Huston (1985): Development of sex-typed play behavior in toddlers. Developmental psychology, 21, 866-871.

Ogden, P. (1985). The Chart. In Kurtz, R. Hakomi Therapy. Boulder, CO: Hakomi Institute.

Panksepp, J. & Biven, L. (2012). The Archaeology of Mind: Neuroevolutionary Origins of Human Emotions. New York: Norton Series on Interpersonal Neurobiology

Perry, B. (2002). ChildhoodExperience and the Expression of Genetical Potential: What Childhood Neglect Tells us about Nature and Nuture. Brain and Mind, 3(1):79-100.

Perry, B.D., Pollard, R.A., Blakley, T.L., Baker, W.L. & Vigilante, D. (1995). Childhood trauma, the neurobiology of adaptation, and “use-dependent” development of the brain: How “states” become “traits”. Infant Mental Health Journal, Vol. 16, No. 4, pp. 271-291.

Perry, B.D., Slavavitz, Maia (2007). The Boy Who Was Raised As a Dog: And Other Stories from a Child Psychiatrist's Notebook: What Traumatized Children Can Teach Us About Loss, Love and Healing. Basic Books, New York.

Porges, S.W. (1997). Emotion: An Evolutionary By-Product of the Neural Regulation of the Autonomic Nervous System. In: Carter, C.S., Kirkpatrick, B. & Lederhendler, I.I. (Eds.) The Integrative Neurobiology of Affiliation, Annals of the New York Academy of Sciences, Vol. 807, (pp. 62-77). Harvard: MIT Press,

Power, T.G. & Chapiesky, M.L. (1986). Childrearing and impulse control in toddlers: A naturalistic investigation. Developmental Psychology, 22, 271-275.

Reich, W. (1949, 1971). Character Analysis. Rangeley, Maine: Orgone Institute Press; New York: Farrar, Strauss & Giroux.

Ridley, M. (2003). Nature via Nurture: Genes, Experience, & What Makes Us Human. Harper Collins. ISBN 0-00-200663-4

Robinson, R. (2009): From Child to Young Adult, the Brain Changes Its Connections. PLos Biology, 7 (7).

Rutter, Michael. (2006). Genes and Behavior: Nature-Nurture Interplay Explained Oxford, UK: Blackwell Publishers

Sander, L. (1977).  Regulation of Exchange in the Infant-carakter System and some Aspects of the Context-content Relationship. I: M. Lewis & L. Rosenblum (red.) Interaction, Conversation, and the Development of Language. New York, NY: Wiley.

Sander, L. (1983). Polarity, Paradox, and the Organizing Process in Development. I: J.D. Call, E. Galenson & R.L. Tyson (red.) Frontiers of Infant Psychiatry, Vol. 1. New York, NY: Basic Books.

Sander, L. (1987). Awareness of Inner Experience: A Systems Perspective on Self-regulatory Process in Early Development. Child Abuse and Neglect, 11(3): 339-346.

Sander, L. (1988). Event Structure of Regulation in the Neonate-caregiver Sys- tem as a Biological Background for Early Organization of Psychic Structure. I: A. Goldberg (red.) Frontiers in Self Psychology, 3: 3-27. New Jersey: Hillsdale.

Schore, A. (1994). Affect regulation and the origin of self: The Neurobiology of Emotional Development. Hillsdale, N.J.: Lawrence Erlbaum Ass.

Shonkoff, J.P. & Phillips, D. (Ed.) (2000): From Neurons to Neighborhoods: The Science of Early Childhood Development. Washington D.C.: National Academies Press.

Sørensen, L. (1996). Særpræg, Særhed, Sygdom [Eccentricities, Peculiarities, Symptoms]. København: Hans Reitzels Forlag A/S.

Stern, D.N. (1995). The Motherhood Constellation. London: Karnac Books.

Stern, D. (2002). The First Relationship. Cambridge, MA: Harvard University Press, (reprinted from 1977).

Stern, D.N. (2004). The Present Moment in Psychotherapy and Everyday Life. New York: W.W. Norton.

Stern, D. (1995). The Motherhood Constellation. New York: Basic Books.

Sullivan, R.M., Landers, M., Yeaman, B. & Wilson D.A. (2001). Good memories of bad events in infancy. Nature Vol., 407 pp. 38-3: (quoted by Ralph Adolphs: The neurobiology of social cognition, Current Opinion in Neurobiology Vol. 2001, No. 11, pp. 231-239).

Tabery, James and Griffiths, Paul E. (2010). Historical and Philosophical Perspectives on Behavioral Genetics and Developmental Science”, in Hood, Halpern, Greenberg, and Lerner (Eds.), Handbook of Developmental Science, Behavior, and Genetics. Wiley-Blackwell, pp. 41-60.

Thelen, E. & L. Smith (1994). A Dynamic Systems Approach to the Development of Cognition and Action. Cambridge: MIT Press.

Trevarthen, C. (1979). Communication and Cooperation in Early Infancy: A Description of Primary Intersubjectivity. I: M. Bullowa (red.) Before Speech: The Beginning of Interpersonal Communication. Cambridge: Cambridge University Press.

Trevarthen, C. (1990). Growth and Education of the Hemispheres. I: Trevarthen, C. (red.) Brain Circuits and Functions of the Mind, s. 334-363. Cambridge: Cambridge University Press.

Trevarthen, C. (1993a). The Function of Emotions in Early Infant Communication and Development. I: Nadel, J. & L. Camaioni (red.) New Perspectives in Early Communicative Development. London: Routledge.  

Trevarthen, C. (1993b). The Self Born in Intersubjectivity: The Psychology of an Infant Communicating. I: Neisser, U. (red.) The Perceived Self: Ecological and Interpersonal Sources of Self Knowledge, s.121-173. New York: Cambridge University Press.

Tronick, E. & Gianino, A. (1986). Interactive Mismatch and Repair: Challenges to the Coping Infant. Zero to Three: Bulletin of the National Center Clinical Infant Pro- grams, 5: 1-6.

Tronick, E. Z. & Weinberg, K. (1997). Depressed Mothers and Infants: the Failure to form Dyadic States of Consciousness. I: L. Murray & P. Cooper (red.) Post-Partum Depression and Child Development. New York, NY: Guilford Press.

Tulkin, S. R. & Kagan, J. (1972). Mother-infant interaction in the first year of life. Child Development, 43, pp. 31-42.

Weiss, H. (2003). Private communication.

 

Статья публикуется с любезного разрешения автора.

 

ПереводВ.Березкиной-Орловой